Евгений Богат - Семейная реликвия

Самоотречение начинается тогда, когда личность терпит творческие потери, когда она жертвует чем-то внутренне существенным, когда она отказывается от чего-то духовно дорогого. Пока этого нет — нет и жертвы. Окружающие люди видят жертву, но сама личность, вызывающая восхищение или жалость, этого не ощущает.

Когда талантливый музыкант и разносторонний ученый Альберт Швейцер, резко переломив судьбу, которая шла на восхождение, уехал в Африку, чтобы в безвестности, в тяжком, каторжном труде помогать неграм, погибающим от тропических болезней и нищеты, — тем, кто его окружал, казалось, что он идет на непомерные жертвы. Не говоря уже о том, что он утрачивал устоявшийся быт — то, что сегодня называют комфортом, — положение ученого, он жертвовал самым дорогим: музыкой, библиотеками, общением с интеллектуалами… Но сам Альберт Швейцер не ощущал ни малейшей жертвы, потому что им руководила великая цель.

И это относится не только к людям с мировым именем, но и к рядовым, обыкновенным, безвестным. Девочкой Таней, ушедшей на заре жизни из родительского дома в общежитие, уехавшей потом на работу в деревню, тоже руководили великие цели.

Великие цели бывают у невеликих людей. И когда человек идет к их достижению, он неизбежно отрекается от многих благ, не говоря уже об удобствах, но жертвы в этом не видит. И окружающие часто говорят об отречении, а он напротив испытывает всю полноту жизни. Для него отречением было бы отречение от избранной цели.

Для Альберта Швейцера самой большой трагедией в жизни было бы отречение от Африки. Для женщины-врача — отречение от людей, которым она всю жизнь помогала, уменьшая боль, страдания.

Иногда общие положения становятся банальностью. Иногда они не могут стать банальностью из-за их трагического подтекста.

Стало общим соображением, что в наш «термоядерный» век, как никогда, необходимо взаимопонимание и доверие между людьми различных вероисповеданий, политических взглядов, национальных традиций. Это нужно не только для роскоши человеческого общения, но и во имя сохранения на земле самой жизни. И ©то не может стать банальностью, потому что имеет непосредственное отношение к судьбе сегодняшних и завтрашних поколений, к участи человечества.

Сейчас стало общепризнанным открытие человечества как организма, в котором ошеломляющее разнообразие существует в не менее ошеломляющем единстве.

Но когда-то это было действительно открытием.Это было открытием в век великих географических путешествий. Из рассказов путешественников люди узнавали вещи не менее странные, чем те, что мы узнаем сегодня из повествований фантастов. Этими новостями шумели рынки и улицы европейских городов: достоверное соединялось с игрой воображения, точно увиденное с баснословным и легендарным.

Раскроем сегодня на излете двадцатого столетия «Опыты» Монтеня, написанные в шестнадцатом веке. Монтень рассказывает о людях, становившихся волками и кобылами и потом опять возвращавшихся в человеческий образ, о людях без рта, питающихся лишь запахами, о людях, которые воюют только в воде, метко стреляя из лука, о стране, где у евнухов, охраняющих женщин, отрезают носы и губы, чтобы их не полюбили, он рассказывает о том, что люди иногда опускаются с Луны и возвращаются потом туда же… Его «Опыты» насыщены диковинными существами, обычаями, воззрениями. А за этой экзотикой — большая добрая мысль: надо суметь понять и полюбить даже людей без рта, питающихся запахами, и не уничтожать на суше тех, кто воюет хорошо лишь в воде.

Монтень жил в веке беспокойном и жестоком, в веке фанатизма и раздора — в веке Варфоломеевской ночи.

И когда современник Варфоломеевской ночи убеждает читателя, что человек должен понимать даже фантастические существа, это утверждение содержало в себе: Человек должен понимать Человека, что бы их ни отличало. Католик — гугенота, верующий — атеиста, француз — испанца, король — сапожника. Без понимания человека человеком жизнь делается повестью, рассказанной дураком.

В наши дни без понимания человека человеком жизнь может перестать быть жизнью.

Понимание невозможно без непредвзятости, добросовестности, более того, без труда души.

Но понимание невозможно и без чистосердечия и искренности. Для понимания не нужно утаивать непонимание.

В ноябрьском номере журнала «Америка» за 1982 год было рассказано о молодых американцах, которые в добровольной общественной деятельности, в основном в работе с детьми, обрели смысл жизни. Они делают мебель для детей-инвалидов, они учат подростков разным ремеслам, они берут к себе в семьи молодых правонарушителей, вышедших из тюрьмы, они готовят желающих расширить и углубить познания к деятельности в науке и технике… Они все это делают безвозмездно, охотно, с большой радостью. Это — энтузиасты. Я их понимаю, желаю им удачи, уважаю их альтруизм.

В нашей стране далеко не все виды подобной деятельности могут и должны быть уделом энтузиастов-общественников, эту роль часто выполняет само государство. Но участие государства в жизнеустройстве людей разных поколений, которым нелегко найти себя в жизни, отнюдь не исключает добровольной широкой помощи и общественности и отдельных энтузиастов.

Отличие состоит в том, что, нередко рождаясь энтузиазмом личности, то или иное начинание потом обретает социально-государственный статус. Но иногда, конечно, и не обретает, оставаясь личностным делом одного человека или нескольких людей. Есть вещи, которые и не должны, по-моему, обретать государственный статус.

Последние десятилетия жизни в советском обществе отмечены сосредоточенным вниманием к вечным нравственным ценностям. Известна мысль основоположников марксизма-ленинизма о том, что новая коммунистическая мораль, воплотив в себе все лучшее, что нажито человеческой душой, стала нам дорога, как никогда раньше. Мы все больше чувствуем себя наследниками величайших этических богатств человечества.

Я помню время, когда такие понятия, как альтруизм или филантропия и даже доброта, третировались нашей общественной мыслью.

В городе Ростове-на-Дону при Дворце пионеров существует клуб, именуемый несколько таинственно ЭТО.

Название клуба составлено из первых букв тех слов, которые определяют смысл его жизни: Эстетика, Творчество, Общение. Клуб этот сейчас общепризнан не только в Ростове, но и во всей стране, о нем пишут статьи, его разнообразную работу анализируют в диссертациях. Это не частно-филантропическое, а, выражаясь формальным языком, общественно-государственное учреждение, то есть материальную помощь (помещение, деньги…) оно получает не от частных лиц, а от государства.