Татьяна Москвина - Страус – птица русская (сборник)

А ведь в личности Галкина вроде бы не было ничего фатального, обреченного – плоть от плоти своей земли и своего времени, он воплощал характернейшие черты русского парня-удальца. Саня-Санёк, как зовут героя Галкина в «Дальнобойщиках». В минуту опасности, на войне или в схватке со злодеями – отважен и лих. В миру – жаден до жизни, плут, озорник и греховодник. Притом улыбка до ушей и ямочки на щеках. «Знаем мы эти ямочки!», как говорят у Чехова. И работа есть, и денежки водятся, и женщины любят – чего тебе еще, парень, живи да радуйся!

И вот вместо прекрасной, цветущей жизни – ужас, мрак и горе.

Люди пытаются понять, что случилось, догадываясь, что колокол прозвонил не только по Галкину, но по всей земле, – и понять не могут. Мы гибнем, потому что пьем, и пьем, потому что гибнем, – проклятый порочный круг, который можно разорвать силой воли, а откуда взять силу воли?

Вы можете со мной не согласиться, но, по моему ощущению, талантливые мальчики, рожденные в 70-х, – в основном несчастное поколение (о девочках другая история – женщины не так зависят от времени). Их детство прошло в застое, утратившем звонкие мелодии 60-х годов, их молодость пришлась на большой развал, а нажитой исторической стойкости у них не было. Будь ты, к примеру, каким хочешь актерским гением – где ты нашел бы место в чудовищном кино 90-х? Одинокие печальные мальчики, попавшие в социальные джунгли, научились носить маску и играть по новым правилам, но переехало-то их колесом неслабо. Сейчас уже совсем другие народились кадры – с детства понимают про формат, пиар и гонорар. А Галкин, в 1981 году сыгравший Гека Финна у Говорухина, явно готовился к совсем иной жизни, нежели та, что нам всем потом выпала.

Это так – груз времени велик. Но он давит на всех. Что все-таки может человек, сам человек?

Однажды я видела Владислава Галкина на драматической сцене. В интересном антрепризном спектакле по «Братьям Карамазовым» он играл брата Митю. Играл великолепно и очевидно с полным душевным совпадением. Ведь и чудесный, благородный Митя Карамазов собой не владеет, его душа извергает столько страстей, что воля и разум попадают в их плен. Легко обуздать душу, когда от природы она смирная, маленькая, чувств отпущено крохи, а огромную, страстную душу укротить – на это способны разве праведники, и то через большие страдания. Я тогда подумала: жаль, что Галкин не играет в театре постоянно, но будничная служба в государственном театре была ему, наверное, никак не по натуре.

Натура эта была такова, что для благотворного развития ему требовалось постоянно укрощать, смирять себя, гасить слишком сильные эмоции, – но профессия-то его требовала как раз противоположного, поймите трагический парадокс! Если бы он еще был ремесленником, играл в «пол-ноги» – а он был сильным, страстным актером, выкладывающимся на всю катушку. Хроническое нервное перевозбуждение, как можно догадаться, изматывало актера каждодневно. Моральное осуждение публики за срыв – осуждение, с которым он сам был согласен, – добило окончательно. Сказалась обычная наша жестокость, неспособность к суждению мягкому, гибкому, уклончивому. Нет – всегда рубим сплеча (я это и к себе в полной мере отношу). На основании одного поступка или одной фразы даже выносим приговор о человеке в целом, чего делать ведь нельзя. Тем более сейчас, когда любой может свое суждение сделать гласным. Когда публичный цирк жадными глазами смотрит на новых гладиаторов…

Хоронили актера в тот момент, когда его лицо, снятое для сериала «Котовский», красуется во всех телевизорах страны. Сериал этот, конечно, такая же дешевая самодеятельность, как и все прочие визуальные продукты нашего времени. Ни диалога энергичного написать, ни свет в кадре поставить – как будто истории кино вообще не было, начисто смыто из памяти. Но Галкин и тут хорош – и понятно, что движет его героем.

Не может Котовский жить в быту, скучными буднями, смиренной работой. Ему нужно всегда поджигать кровь азартом, приключением, игрой – и тут бандитский налет, запретная любовь или вихри революции равнозначны как возбудители чувства жизни.

И этот поиск возбуждения при ослаблении или отсутствии общих правил жизни, строгих запретов, уместных наказаний – самая ужасная опасность для наших мужчин.

Им нужно какое-то торможение – а они постоянно возбуждают себя. Литрами алкоголя, интимными связями, бешеной скоростью на дорогах, сверхъестественной алчностью.

Как разъяренные слоны, бегут навстречу смерти – не окликнуть, не остановить! Сплошь Котовские. А души при этом у многих живые, совесть неубитая – вот и мучаются так, что не позавидуешь.

Вспомните страдальческие глаза Галкина на суде – врагу не пожелать такого.

Страданием, писал Достоевский, все очищается. Очистилась и эта яркая, больная жизнь – жизнь человека, который не только творчеством, но и самой своей смертью потряс людей и заставил их думать.

Мир и покой его несчастной душе.

Премьера в театре «Современник» под интригующим названием «Сон Гафта, пересказанный Виктюком» – одно из самых странных и экстравагантных зрелищ театрального сезона. Поскольку Валентину Гафту приснился не кто иной, как товарищ Сталин, понятно, что сон этот можно смело отнести к числу кошмаров.

На сцене – двухэтажная металлическая конструкция, на которой развешаны картины, в том числе и портреты вождя народов. Слева – рояль и мольберт, справа – стол с грудой булыжников, по центру – красная трибуна с гербом пропавшего государства СССР (художник Владимир Боэр). В этих обстоятельствах действуют три актера. В. Гафт выступает в роли Сталина, правда, делается намек, что, может быть, это не совсем Сталин, а вжившийся в его образ запойный дядя Коля. А. Филиппенко изображает всех собеседников вождя – а это историк Радзинский, сатирик Жванецкий, маршал Жуков, лидер коммунистов Зюганов и безымянный зэк-писатель (Солженицын?). М. Разуваев исполняет функцию слуги сцены, а затем представительствует от имени молодого поколения, рожденного в перестройку и Сталина «нашедшего уже на помойке». Два часа без перерыва пролетают быстро и вызывают живейшее любопытство зрителей.

Ведь режиссер спектакля Роман Виктюк – крупный мастер театральной формы. Он знает толк в сценическом пространстве и времени, он никогда не даст публике заскучать. Когда нужно, включится музыка и свет, поменяется мизансцена, восприятие взбодрится резким звуком, сменой ритма, песенкой, репризой, выкриком. Как бывалый иллюзионист, Виктюк элегантно «упаковывает» любое содержание в обаятельную театральную оболочку, и его фокусы всегда удаются. Конечно, кто-нибудь капризный может сказать, что он эти фокусы уже видел много раз. Но язык не повернется сказать, что много раз как товарищ Сталин выходил на сцену в исполнении большого актера. Нет, это у нас впервые.