Эдуард Шатов - Божия коровка

Честное слово, никаких ниток и резинок не было — я смотрела с расстояния двадцать сантиметров. А потом дядечка вышел из автобуса, не предпринимая попыток продолжить знакомство.

…Моей дочери Маше было два месяца. Я вынесла ее в корзинке подышать воздухом во дворе. Поставила корзинку на край песочницы и села рядом. Вдруг один из прохожих свернул с тротуара и заглянул в корзинку:

— Интересная девочка. В России жить не будет.

— С чего бы это?

— Не знаю. Но не будет.

Самое интересное, я теперь уверена, что все сделаю, чтобы ее выпихнуть любым путем. Да и она умная — в России жить не будет.

Я не верю в волшебство, но очень хочу поверить, что оно есть. Это наивная такая, глупая вера, что нерешаемые проблемы может решить «крестная фея». Карету из тыквы, лакея из крысы, платье вообще ниоткуда. Но я все равно не верю.

Ольга: Некоторые вещи в своей жизни я объяснить не могу или могу объяснить присутствием Бога. Но есть ли в жизни волшебники? Ну такие… Как в сказке.

Эдуард: Когда в современном обществе человек встречается с чем-то необъяснимым, он реагирует двумя способами. Либо как человек верующий, необъяснимое — это Бог, и чем больше необъяснимого, тем больше Бога. У этой концепции есть один недостаток: если необъяснимое получает объяснение, часть Бога пропадает. Иногда Бог даже исчезает из жизни совсем и заменяется физикой, химией, психоанализом. Второй способ — считать, что в этом мире можно объяснить все. Многие именно так и воспринимают науку — как нечто призванное доказать, что ничего удивительного вокруг нас нет. Если вы удивляетесь, вы наивный болван.

Если не списывать все исключительно на Бога или научное знание, возникает пространство для волшебства. Мир иллюзиониста, феи-крестной, провидца. И они помогают нам не заключать Вселенную в тесные рамки, шире смотреть на окружающее.

В нашей общине живет студент, он настоящий фокусник, иллюзионист. Однажды я пошутил: «Ты хочешь, чтобы мы смотрели на тыкву и видели карету». Он ответил: «Нет, я хочу, чтобы вы посмотрели на себя и увидели принцессу или принца».

О.: Подожди-ка. Даже в самом сложном фокусе можно разобраться. Но, честное слово, рука того мужчины со спичечным коробком находилась в двадцати сантиметрах от моего носа. Негде было спрятать нитку, резинку, магнит. Он не касался коробка другой рукой.

Э.: И что?

О.: Тогда — он волшебник?

Э.: В том смысле, что твое зрение работало совершенно в другом режиме, нежели обычно.

О.: Ловкость рук?

Э.: Нет, ловкость работы с твоими чувствами.

О.: Эдуард, ты никогда не расковыривал в детстве машинку или головастика, чтобы посмотреть, как это работает?

Э.: Видишь ли, это разные вещи. Когда ты расковыриваешь машинку, ты занимаешься наукой. И, действительно, в ходе эксперимента можешь понять, как машинка устроена, потом собрать ее, и она будет работать. Волшебство — это головастик. Когда ты его распотрошила, он умер. Это не значит, что наука не может изучить внутренности головастика и докопаться до сути фокуса. Но как только она докапывается, волшебство умирает. Вот и думай, с чем тебе играть интереснее — с живым головастиком или с комочком слизи?

О.: По работе на телевидении я встречала много экстрасенсов. Все они утверждают, что у них есть «третий глаз» или они чакрами качают полезную информацию из космоса.

Э.: Когда экстрасенс утверждает, что воспринимает полезную информацию из космоса, очень хочется спросить, что именно? Радиацию, космическую пыль? Но звучит красиво. Гораздо красивее фразы: «Я лучше других разбираюсь в причинах и следствиях и могу предсказать последствия некоторых событий». В этом смысле, каждый из нас экстрасенс в своей области. И творит волшебство.

О.: Эдуард, я скажу тебе честно. Хотелось чего-то более однозначного. Волшебную палочку с функцией «авада кедавра». Магический предмет, заклинание, скатерть-самобранку.

Э.: Волшебная палочка существует, но она работает совсем не так, как мы привыкли думать. Настоящее волшебство — это преображение человека.

О.: Например?

Э.: Тайная вечеря. Иисус видит перед Собой тех, кто его предадут или разбегутся, но отдает Себя им в дар в таинстве Евхаристии.

О.: А более житейский пример?

Э.: То есть пример с Иисусом тебе не подходит?

О.: Подходит, но хочется про обычных людей.

Э.: Два человека любят друг друга. Это не программируется, это нельзя запланировать, но это самое большое чудо, которое преображает жизнь. И ни одна наука не сможет это объяснить.

О.: Поддержу тебя. Многие люди мечтают летать… И… Я, конечно, не могу сейчас шагнуть с балкона и полететь… Вернее, могу, но это будет недолго и плохо кончится. Тем не менее, каждый из нас испытывал чувство полета, когда был влюблен. Как на картине Шагала, когда двое парят над городом, взявшись за руки.

Э.: В переносном смысле…

О.: Нет, в самом реальном. Похоже, мы поменялись ролями… И теперь я убеждаю тебя в существовании волшебства.

Э.: Ура! Мы договорились.

Как была бы прекрасная жизнь, если бы в ней не было иррациональных страхов. То есть таких, которые не объясняются повышенной реальной опасностью. Конечно, стоит бояться самолета, если находишься прямо на взлетной полосе, но сколько людей боятся гораздо больше, сидя внутри взлетающей машины.

Те мои знакомые, которые доверчиво пустились со мной в полет, по прибытии в аэропорт назначения клянутся самыми страшными клятвами, что больше никогда в жизни не повторят этот опыт. Потому что я сначала крещусь, потом громко читаю молитвы, потом хватаю соседей за руки, а потом могу завизжать. Особенно если случится (а она почти всегда случается) легонькая турбулентность. Если турбулентность серьезная, лучше не буду описывать тот кошмар, в который я погружаю ближайшие десять рядов.

Нет, я все знаю. Что самолет — самый безопасный транспорт. Что риск погибнуть в автомобильной аварии в десятки раз выше. Что летчик не самоубийца и у него тоже есть семья. Я все знаю, но ничего поделать не могу. И начинаю пить валерьянку стаканами за неделю до полета, а коньяк на протяжении. Напиться до беспамятства — единственное, что как-то мне помогает.

Еще я очень боюсь застрять в лифте, хотя это тоже совершенно безопасно с точки зрения формальной логики. Что такого? Приедут и достанут. Но сам факт, что я не могу покинуть эту коробочку самостоятельно и завишу от ремонтной бригады, вгоняет меня в состояние тяжелой истерики и даже панической атаки.

И не твердите мне, что современный наркоз в условиях стационара совершенно безопасен. Я в курсе. Одна моя подруга готова даже зубы лечить под общим наркозом. Ей нравится отключиться, поспать и снова включиться. Я же настояла, чтобы мне аппендикс удаляли под местным. Очень больно, кстати. Но мне так спокойнее.