Сергей Филатов - Рим рукоплещет!

Но сколько можно было смотреть? Надо начинать и самому.

Прежде чем приступить к выполнению полупируэта, я подготовил лошадей у стенки манежа: шел на лошади собранным шагом, несколько сократил шаг, левый шенкель выдержал около левого бока, а поводьями и правым шенкелем заставил лошадь сделать поворот налево-назад и пойти прямо. Против своего обыкновения Тевтон сразу это упражнение не выполнил. Пришлось приучать его не с ходу, а с остановки, выполняя упражнение по частям; заставил его отойти от стенки один-два шага, погладил и сделал еще два шага. Так повторял налево и направо. Когда он понял, чего я от него требую, я уже стал заставлять его выполнять все упражнение, и не только с остановки, но и с ходу.

Тевтон при повороте стоял на месте, и его осевая нога не отбивала такта шага. Тронул его правым шенкелем - не помогло, тронул шпорой - это заставило его оторвать ногу от земли, а не стоять на месте.

Штемпелю, по-видимому, так понравилось это упражнение, что он старался, еще не подойдя к точке, у которой нужно выполнить полупируэт, сделать его самостоятельно, без моего требования. За такую активность я его не наказывал, но и самовольничать не разрешал. Как только он начинал делать поворот самовольно или очень спешил выполнить упражнение, я возвращал его в исходное положение и повторял до тех пор, пока он не делал поворота только по моему приказанию.

Второв и Тихонов подошли ко мне и удивленно стали переговариваться между собой. Как видно, поразились, что Штемпель так быстро усвоил это сложное упражнение. Мне очень хотелось услышать, что они говорят. Я, не прекращая упражнения, стал прислушиваться. И вдруг Штемпель, делая поворот направо, ушел задними ногами с места в наружную сторону. Оскандалился!

- Филатов! - обратился ко мне Второв. - Ошибка-то твоя, а не Штемпеля. Ты резко принял его поводьями на себя и недостаточно выдержал наружный шенкель, в то время как внутренний шенкель, наоборот, держал очень туго. Вот и получилось у тебя обратное тому, что должно было бы быть при повороте направо.

Я был смущен. Прекрасно понял, отчего допустил такую ошибку. Мое внимание было поглощено тем, что говорят товарищи, а не лошадью. Этот маленький эпизод послужил хорошим уроком. И я никогда больше, выполняя упражнения, во время тренировки или во время выступления, не отвлекался чем-то посторонним. Все мое внимание сосредотачивалось только на лошади и на своих действиях шенкелями и поводьями.

Лида уже не упрекала меня, что мало уделяю внимания семье. Она поняла: пока я не достигну поставленной перед собой цели, до тех пор не успокоюсь. Она часто приходила в манеж вместе с Валеркой и терпеливо смотрела на наши занятия.

- Сережа, а ты успеешь подготовить лошадей к соревнованиям? - как-то спросила она меня.

- Успею! Мне остались только упражнения на галопе.

- А ты не можешь взять отпуск, чтобы работать не по утрам и вечерам, а нормально, днем?

- Нет, Лидуша, - ответил я, - ни о каком отпуске сейчас не может быть и речи. Занятия с курсантами в полном разгаре, и ради своих лошадей я срывать их не могу.

- Ну, а сорвать один раз занятия, чтобы пойти со мной в театр ты можешь?

- Конечно, - рассмеялся я. - Мне и самому давно хочется пойти в театр. Один вечер пропущу - ничего страшного. Это в начале работы не стоит пропускать занятий, а сейчас лошади у меня уже так отработаны, что вечерок отдохнуть и им полезно.

Лида обрадовалась, и вечером, поручив Валерку заботам соседки, мы отправились с ней на спектакль. В Кирсанове гастролировал областной театр. В этот день играли "Машеньку" Афиногенова. Спектакль чудесный, да и актеры играли очень хорошо.

- А ведь ты теперь, - вдруг вспомнила Лида, когда мы шли из театра, - стихов не пишешь. Жаль! Они у тебя были очень теплыми, знаешь, такие - от души!

- Это на тебя спектакль подействовал, - сказал я вполголоса и подумал, как удивительно время меняет людей. Писал вот я стихи, любил бродить по улицам, мечтать… Только мою страсть к лошадям не изменило время.

- Я знаю, о чем ты думаешь. Наверно, опять о лошадях…

И да и нет, - рассмеялся я. - А хорошо ведь погулять по переулкам после театра. Верно? Давай не пойдем сразу домой, а пересечем наискосок еще улицу, походим по ночному городу. Помнишь, как мы с тобой на Украине гуляли?

Поздно вернулись домой. Сладко спящего Валерку я перенес от соседки в его кроватку - он так и не проснулся.

- Лишь бы только войны не было! - неожиданно тихо сказала Лида. - Я так боюсь ее.

- Не будет, - остановил я жену. - К чему эти мрачные мысли? И с чего ты вообще вспомнила об этом.

- Со мной рядом, в театре, сидел молодой еще человек. Он аплодировал одной правой рукой, хлопая по ручке кресла. Левой руки не было, был только рукав, а в нем, как видно, протез. Я случайно прикоснулась и, знаешь, почувствовала что-то твердое, неживое. Это было так страшно… Мне невольно вспомнилась война. Сколько она погубила и покалечила людей!

- Успокойся, Лидуша! - я мягко обнял жену.- Уверяю тебя, что войны не будет… А если этот человек и потерял руку на войне, так он отдал ее за победу.

Лида задумалась и вдруг прибавила:

- Сереженька, а ведь это очень хорошо, что ты лошадей для спорта готовишь, а не для боев…

Придя утром в манеж, я не мог отделаться от мыслей, которые меня обуревали после разговора с женой. Вспомнился Миша Ковалевский и многие другие товарищи… Сколько унесла война молодых, полных сил жизней. Сейчас мои курсанты изучают военное дело, но никто из них не хочет войны. Многие мечтают о спортивной деятельности, о науке, многие любят армию и мечтают стать кадровыми военными, - но не для войны! Хотя уверен, что ни один из них не дрогнет, если придется оседлать коня для боя.

Вывел своих Тевтона и Штемпеля, пошлепал их по шеям и ласково произнес:

- Готовьтесь, готовьтесь к боям, но только не кровопролитным, а спортивным.

Лошади ткнулись головами в мои плечи. Они очень любили и ценили ласку.

Итак, начинаю работу с ними на галопе. Галоп-это естественный аллюр лошади. Передо мной стояла задача - усовершенствовать его и заставить лошадь под действием средств управления исполнять на галопе искусственные упражнения в виде смены ног, пируэтов и другие. Поднимал я лошадей в галоп раньше, чем приступил к отработке боковых движений на шагу и рыси. Я это делал для того, чтобы приучить их к своему весу и скоординировать движения. Я их поднимал в галоп не делая сбора. Поднимал и с шага, и с рыси, а потом и с места. Проходил на собранном шагу или рыси несколько метров по стенке манежа и, если ехал налево, правым шенкелем заставлял лошадь подняться в галоп с левой ноги.

Поднимал лошадь в галоп в углах манежа: это для нее удобнее. При подъеме внутренний (левый) шенкель держал плотно около бока лошади, чтобы ограничить ее от отбрасывания зада. Главное при подъеме-вовремя смягчить поводья, чтобы лошадь свободно могла двинуться вперед. Как только она поднималась в галоп, я тут же шенкелями посылал ее вперед, а поводья несколько выдерживал на себя. После каждого подъема я лошадь поощрял.