Татьяна Москвина - Ничего себе Россия! (сборник)

И поскольку все эти шалости весьма локальны, на них можно было бы и внимания не обращать. Ну, кто-то пописал в море – что морю-то будет? Но я ловлю эти сигналы постоянно и внимательно: говорит толпа. То есть хочет говорить устами своих избранников. Ей надоела господская культурная тирания, когда надо, понимаете ли, становиться в позу подчинения. Молча сидеть и «внимать». Господа накапливаются с каждым поколением, наращивают свое присутствие веками и угрожающе нависают над головой в виде плотного, вечно жужжащего облака фамилий, сведений, произведений – такую массу толпе уже не прокормить! Нужна жесткая ротация. Строгий отбор «господских» имен и занятий. Кто на самом деле гений, а кого раздули? Какие профессии в искусстве дают право на личное имя и романтическую позу «вещания», а какие нет?

В поисках каких-то основ для этой ротации и для этого отбора люди толпы, допущенные к публичным высказываниям, и пытаются доморощенным, самодельным способом что-то противопоставить тирании господ. Остановить инерцию культурных механизмов, что-то пересмотреть, перепрограммировать. В этом есть смысл и это могло бы получиться хотя бы отчасти – но для этого надо обладать особыми свойствами. Для начала – не иметь личной корысти, личной заинтересованности в этой желанной ротации.

Вот дефектолог по основной профессии Тамара К. развязно и с ненавистью, с позиций обывательского «гений, говорите? Ну-ну» прокомментировала жизнь и творчество Ахматовой. Мужчины, которые были у Анны Андреевны, Тамаре даже присниться не могут. Слава Ахматовой недоступна «АнтиАхматовой» даже в горячечных мечтах. Одним все, другим – ничего! В этом типе культуры, основанном на идее Дара, дико несправедливом, абсолютно безжалостном к маленькому человеку – Тамаре К. как фигуранту нет места. Только как потребителю – сиди, смотри, читай, слушай. Но ведь можно хотя бы завопить от обиды и плюнуть на эту высокомерную, злобную, лживую культурную махину-машину, которая заведена века назад и никак не может остановиться. В результате Тамара К. именно на эту машину и поработала – слегка померкшая в пореформенной России звезда посмертной славы А. А. А. начинает разгораться с новой силой.

Или вообразите себе положение человека, на первый взгляд, далекого от толпы, вполне достойного, образованного, даже пишущего, но лишенного полновесного Дара – если он страстно полюбил, например, выдающуюся скрипачку. Как ему жить мирной семейной жизнью, когда ее Дар будет постоянно нависать над бедной головой и напоминать, что у кое-кого Дара нет. Можно, конечно, найти внутри себя жабу и задушить ее. А можно написать статью, в которой усомниться вообще в привилегиях музыканта-исполнителя в нынешней ситуации, когда искусство возвращается к своей прямой обязанности – обслуживать миллионеров, и любой «лабух» всего лишь приправа к пищеварению на банкете, дрессированная обезьяна. Блеснуть образованностью, помянуть музыкантов прошлого вроде Гайдна и Моцарта, которые, дескать, тоже служили пищеварению богатеев – «забыв» при этом, что Гайдн и Моцарт служили королям и князьям, а не охреневшей от пожирания мира буржуазии. То есть как бы легко и ненавязчиво щелкнуть «по носу» своей подружке (не воображай, дорогая!). И что? Утолит ли тем самым этот человек свои мучения? Никоим образом – все останутся на своих местах: красавица скрипачка на своем романтически-господском, буржуи на своем, а утомленные музыкальные критики, мечтающие о дне, когда наконец закроются к матери все эти филармонии, – на своем.

К традиционным способам жизни культуры добавляются условно новые, но при этом и прошлое никуда не девается. Одни пианисты играют перед жующими миллионерами, другие нет, и никто не лучше и не хуже никого, и ни один вид культурного бытия не отменен. Пелевин пишет о вампирах и оборотнях, а писатель Г. Ананьев недавно выпустил в издательстве «Граница» книгу в четырех томах под названием «Орлий клекот». Читатель, представь себе этот орлий клекот в четырех томах и не грусти: Божий мир так велик и разнообразен, в нем сохранен даже такой редкий вид внеприродной жизни, как советская литература. А в Венеции соорудили выставку машин Леонардо да Винчи – по его рисункам и чертежам, огромная выставка дивной архаичной механики, смотри и любуйся на пра-велосипед, пра-самолет… И жующие миллионеры тут ни при чем. У культуры какой-то свой, не механический, не четко-прикладной к действительности и времени путь, и здешние «господа» – какие-то совсем другие, чем реальные заправилы и хозяева бренной жизни. Их невозможно свергнуть.

Ничего не выходит! Господа никуда не деваются и даже подвинуться не хотят! Ведь у закона «все, что возвышено, – должно быть унижено», есть четкое продолжение.

Все, что унижено, – должно быть возвышено.

И ругающие Островского и Бомарше режиссеры вынуждены ставить те же самые, «господские» пьесы, потому что зритель на другие ходит неохотно. И приходится писать книги о тех же самых господах, потому что даже ругань на них бодро покупается. И немного растерявшие аудиторию филармонии через некоторое время будут переполнены. И дошедшая до черты исчезновения фигура поэта возобновится с такой силой, о которой мы сейчас и не подозреваем.

И постепенно понимаешь, в чем обреченность «людей толпы» и почему они ничего всерьез противопоставить господам не могут: они им жутчайшим образом завидуют и сами хотели бы стать господами. Они не построят «новой культуры» – безымянной, абсолютно массовой, функционирующей по-новому. Они, если дать им волю, построят обезьяний остров для слуг и служанок, переодетых господами, и будут воспроизводить все то же самое, только с собой в главной роли! Они сами хотят звенеть личным именем и ставить толпу в позу подчинения. Если массы бессознательно желали иметь своих «агентов» в культуре и продвинуть через них свои настроения, действительность эти мечты опровергла. Агенты сами через какое-то время заражаются «господскими» настроениями и хотят того же самого. Покушаются на господский трон, только с негодными средствами. Переплавляют свою естественную любовь к господам в искусственную, натужную ненависть. Требуют от господ подвинуться, а не то… А что – «а не то»? Режиссер Кирилл Серебренников рассердится на плохого драматурга Шекспира и ставить его больше не будет? Ну мы прямо обрыдаемся все…

Игра в «возвышение-унижение» культурных авторитетов и занятий – неизбежна и закономерна, особенно при каждой крупной смене облика жизни. Хроническое (боюсь, что субстанциальное) отсутствие меры и вкуса в России, конечно, часто придает этому достаточно невинному занятию раздражающий колорит. Что касается настоящей культурной революции, при которой бы сменился сам тип культуры, то ее основных признаков пока не видно. На наш век филармоний хватит.