Игорь Дьяков - Лето бородатых пионеров (сборник)

Суспензий спал, уткнувшись блаженной улыбкой в давно не стиранную скатерть.

На другом конце земли уже расправлял плечи новый день. Пальчики японских девочек-работниц сновали, собирая микросхемы нового поколения.

– Вам, наверное, лет двадцать пять?

– Ошиблись. На десяток.

– Тридцать пять?! Вы не шутите?

– Какое там шучу…

– Интересно, сколько вы дадите мне?

– В поликлинике сказали, что вы позднородящая… Ну, лет сорок?

– Тоже ошиблись на десяток.

– Простите…

– Ничего. Мне в десятом классе тридцать давали. Бомбой дразнили. Да еще рыжая… Можете себе представить, сколько доставалось… внимания. Надо же – «сорок»! Впрочем, что удивительного.

– Зато вы счастливая.

– А у вас своих нет еще? Не расстраивайтесь, будут!

– Вряд ли.

– Муж?

– Если бы… Муж у меня – золото. Иной раз представлю себя на его месте – десять раз не дню сорвалась бы. Мать моя удержу не знает, привыкла всех строить. А тут еще это… Я ведь знаю, как он детей любит – он учитель у меня. Но, видно, что-то все-таки накапливается. Стал все в черном свете видеть. Даже дети его стали раздражать. А на днях сорвался…

– Ударил?

– Нет, что вы. Выскочил в мороз без шапки, на ночь глядя, вернулся под утро, трезвый, усталый, грустный. Так мне жалко его стало, даже расплакалась. А мать не позволила его искать: пусть, говорит, перебесится. Трудно. Так, что вы счастливая…

– Ой! Белье выкипает! Я сейчас. Вы сможете их успокоить? А заодно молока согрею…

– «Не плачь, не плачь, солнышко!..» Не солнышко скажи, а солнышки – целых три! Вот как украду тебя, рева-корова, унесу к себе, покажу папке, а папка скажет: «Что же ты братика не захватила? Оленьке одной скучно будет!» И ты не плачь, Вадик! Посмотрите плаксы, как Сашка задувает! Разбудите брата, негодники, он вам задаст – вон какой строгий, щекастик… Что же нам делать, Аркаша? Что нам делать?… Вадик, Вадик? Посмотри, уже и Олечка не плачет, а ты все гудишь! Аа-а! Аа-а! Спать пора – уснул бычок… Аа-а! Аа-а! Тсс… Ох, бандитик, весь халат тете описал! Вадик-Вадик, ну что с тобой делать?

– Мама родная! Давайте поменяем – там в шкафу, халат, зеленый такой, справа, да, этот… Надя, а почему вы их другими именами называете?

– Так… Снились – как-то…Сашка и Оленька… А Вадиком Аркаша назвать хотел…

– Извините… Что-то нас все время не туда заносит.

– Отвыкли общаться, растерялись. Соседи!

– Соседи, а видимся раз в год. Я всегда на вас любуюсь: такая молоденькая, стройненькая, свежая. Чувствую себя квашней какой-то. Да привыкла! А вот, оказывается, вы на два года меня старше – потрясающе! А давно вы сестрой работаете?

– Пятый год. Раньше в педагогическом училась, на математика. Бросила. Потом мать на свою фабрику устроила – в отдел труда и заработной платы. Ушла от туда. Скучно, и вставать очень рано. А теперь заочно в медицинском учусь. Работа эта по мне оказалась…

– Наверное, доиться пора…

– Да, пока они уснули… Можно вас спросить? Вы как-то на скамеечке сидели, у детской площадки, с мужчиной. Это он?

– Кто?

– Ну… муж ваш?

– Надо же! Я думала, никто нас не видит, и было это единственный раз…

– Телеграф работает. У нас бойкие дамы есть Ты их и в лицо не видела – а они о тебе всю подноготную знают. Опять же мамочка моя, блюститель нравственности…

– Надя, я ведь в прошлый раз вам говорила…

– … что муж ваш в длительной командировке? А в единственном шкафу – ни одной мужской вещи? Он бросил вас?

– Видно и впрямь нельзя быть свободной от общества…

– Ну, извините, если не хотите говорить – не надо.

– Да, нет отчего же не рассказать. Дело хоть по нынешним временам обычное, однако не совсем…

– Так бросил все-таки? Это ни в какие ворота… Он хоть знает? Вы на алименты подали?

– Не знает он ничего. И на алименты я не подавала. И не подам.

– Но почему?

– Уговор был такой!

– Но ведь это же подлость с его стороны.

– Почему?

– Как почему? Муж ведь!!!

– Не муж он мне. Захотела ребенка заиметь, взяла отпуск, поехала в дом отдыха. Соловьи, капель, свирель, апрель… Постель. Пошло? Грязно? А вы посмотрите на меня: ресниц нет, талии нет – ничего нет! Я ему только спасибо сказать должна. Он узнал, что я беременна – тогда и приехал, испугался. Там, где-то на детской площадке, под снегом теперь – клочки бумажки, на которой его адрес записан был. Сама порвала.

– Но кто мог знать, что так получится!

– Это верно – никто не мог. Но это только мои проблемы.

– Можно через дом отдыха адрес установить…

– Только мои проблемы!.. В консультации сказали, двойня будет. Месяц на сохранении лежала – слава богу, все в порядке! И радуюсь я. И плевать мне на алименты. Обойдусь. Так легче.

– Как «легче»?

– Конечно, легче! Зачем им всю жизнь материнский грех на сердце носить? Скажу: был ваш папа летчик, погиб на испытаниях или что-нибудь в этом роде. Конечно легче.

– Но жить-то надо!? У вас есть кто-нибудь?

– Мама есть. В другом городе живет. У самой кроме пенсии и больной печени нет ничего, но помогает. Выживем! Мир не без добрых людей – пока не припечет нас, забываем об этом. Вон когда я еще в роддоме лежала, с работы сослуживцы коляску, кроватку, одеялко принесли. Игорь Алексеевич, сосед, «стенку» сколотил. До новой квартиры, говорит, докончу. В эту-то уже и стул лишний не влезет. Он же и заказы на машинописные работы обещал. И подкопила я кое-что – я ведь неплохо в нашем КБ зарабатывала. Главное – есть они, красавцы! – и будут, несокрушимо будут! Я уж как-нибудь перекантуюсь. Подумаешь, лишнюю заплатку поставлю – лично мне от этой жизни больше ничего не надо. Судьба меня с лихвой одарила. Об одном только мечтаю – чтобы Танечка не была на меня похожа. А мальчишки – пусть. Мальчишкам что?… Слушайте, Надя, ведь не похожа она на меня? Смотрите – бровки черненькие, носик аккуратный, правда?

– Славная…девочка…

– Вы меня не успокаивайте, скажите, не похожа ведь?

– Не похожа.

– О-о! Проснулась, ангелочек мой!

– Давайте я поглажу пеленки, счастливая женщина!..

Кто побежал за хлебом, кто носился по комнатам общежития, «стреляя» ложки-вилки-чашки, кто нарезал колбасу и крошил салаты. Настя Балагурова пристроилась чистить картошку рядом с Игорем Александровичем, молодым аспирантом с кафедры жидких кристаллов, единственным представителем преподавательского состава на этой студенческой вечеринке.

Насте мешали длинные розово-красные ногти. Она то и дело поправляла падающие на лоб волосы. Табуретка, на которой она примостилась, была слишком низкой и к тому же колченогой, но Настя решила этого не замечать. В эту минуту она была горда, что оказалась победительницей молчаливой, короткой, скрытой от посторонних глаз борьбы за столь скромное на первый взгляд место.