Александр Белов - Молот Радогоры

Другой миф угнетает наше сознание небывальщиной в социалистической типологии. Деление общества на классы, социальные типы вовсе неоднозначно. Буржуазная Европа, к примеру, почти не понимает, что такое пролетариат. Мне долго пришлось объяснять вполне образованному итальянцу Санто Песенти, что с нашей точки зрения он — рабочий. Санто является секретарем по общественным связям международного клуба Санкаку — дзюдо города Бергамо. Но это — общественная должность. «Я — потомственный плиточник, — говорит Санто. — Я не рабочий. Рабочие — это те, кто не имеет квалификации». «Рабочие — это классовая категория», — возражаю я. Санто вздыхает. Мы вовсе не спорим, поскольку Санто подозревает, что я знаю что-то такое, чего не знает он. Ведь в Западной Европе принято делить общество по категориям состоятельности людей. Подобная классификация имеет свои специфические символы, понятные всем, от Ирландии до Греции: марка автомобиля, городской район вашего проживания, место проведения отпусков и т. п.

Традиционализм заставляет нас оценивать жизнь морально и исторически устаревшими категориями. В пропорциях сложившихся представлений. Кроме, того, он стремится декорировать, приукрашать реальность, то, выдавая фанатичного психопата за святоблаженного, то, выдавая полупьяный бунтарский разгул за историческую веху в мировой истории. Все это — нутро традиционализма.

Но что же такое Новая Традиция, заявляющая себя самой прогрессивной идеей ХХ века?

Новая Традицияесть зеркало исторического реализма. Это — тотализатор истории, пропускающий не ортодоксальные истины, а результат их соотношения с реальной жизнью. То есть то, что остается от теоретических, умозрительных ортодоксов после того, как их обласкает бытовой реализм. Новая Традиция не приемлет никаких иллюзий. Ни в прошлом, ни в будущем, ни в настоящем. Иллюзия — обратная сторона идеального. Стало быть, они, по существу, одно целое. Отсюда и неприятие Новой Традицией всех образов идеального. Все эти образы так же травят сознание, как допинг, что разлагает телеса рекордсменов. Возможность — вот символ действия. Возможность, а не идеал! Что толку выдавать водовозную клячу за чистокровного скакуна на дерби? Обманите себя, обманите других, обманите клячу, но к финишу она все равно никогда не придет первой.

Все наши претенденты на кремлевский трон уверены, что смогут накормить Россию. Правда, уверенность их построена на собственных идеалах экономики, то есть на проектах, идеях. Провалится один идеал, тут же готов другой. А реальная экономика, между тем, никак не вписывается ни в один из них. Почему? Да потому, что ее гонят к идеалу, ее втискивают в рамки проекта, ее готовят на роль чистокровного скакуна на дерби. Возможность — основа любого проектирования. Прагматическая возможность Дела. Прагматика, которая проращивает семена способностей человека разрешать его же собственные способности. Прагматика вне романтизма, для которого важен не результат, а сам процесс, вне идеальщины, которая пытается дотянуться жизнью до умозрительных образов совершенного.

Вопреки всем пастырям человеческих душ, вопреки всем духословам, городящим химеры духовного благолепия, вопреки их вранью, что духовность иррациональна, прагматизм давно уже рассортировал людей на «нищих духом», безразличных и духовных бунтарей. Существование этих градаций обеспечено, конечно же, не степенью богоизбранности, а всего лишь существом человеческой натуры. Человек находит не бога, а находит себя в отношении к богу. Отношение это и соответствует его натуре. Угодничающее, угнетенное совестью и духовными постами, угнетенное до потери личности в себе или стимулирующее авторитарность, волю, жизнестойкость и боеспособность. Все остальное — миф. Но поскольку наша жизнь организована романтическими иллюзиями, состоятельность мифа отходит как бы на второй план. А вместе с ней и его практическая ценность для человека. Новая традиция отрицает мифотворчество. Только реальный позиции вещей. Четкие физические характеристики в параметрах времени, пространства, целей, методов и качества действий. Любое явление, общественную полезность которого мы утверждаем, должно быть рассмотрено в этом ракурсе.

Душа — такое же прагматически рациональное понятие, как и тело. Попытки отрицать это, выгодны только баламутам человеческого разума, прикрывающим мифическими таинствами свою общественную бесполезность.

Человек разучился конкретно мыслить, конкретно излагать свои мысли, иметь в жизни конкретные позиции, все заволокло слюняво — обтекаемой условностью. Та правда жизни, на которой строится отношение человека к действительности — есть как бы правда, Закон — как бы закон, права личности — как бы права. Даже вера является как бы верой. Сплошные иллюзии. Конституция провозглашает права человека, а сотни тысяч вкладчиков акционерных обществ обмануты и ограблены. Тоже касается и правопорядка. Закон — это не то, что написано на бумаге, а то, что происходит на улице.

Условность — порождение мифа. В России демократия, законы, социальная и общечеловеческая справедливость — все это разные области мифического. Как принято говорить, для их реального осуществления не хватает механизмов реализации. Так, может быть, механизмы реализации и есть то прагматическое начало, которое должно стоять в основе любого социального проекта? Новая Традиция считает именно так.

Прагматизм, при всей его приземленности, имеет большую моральную ценность, чем гуманитарно ценимые умственно — созерцательные способности человека. Это вовсе не означает, что, например, образное поле искусства, должно превратиться в иллюстрирование физических процессов. Однако, именно искусство является постоянным проводником мифического. Классицизм, импрессионизм, авангард, соцреализм — все это мифологизирование натуры. Искусство традиционно почило в трех позах: созерцательность, декорирование и возбуждение энтузиазма. Но это — традиционализм. Исторически традиционными для искусства были освоение реальности через ее застывший образ и еще задача развлекать. Вот идея! Развлекать. Однако искусство поднялось над жизнью. Жизнь стала его невзрачной прислугой. Искусство сейчас существует ради самого себя. Оно создало мощный самообращенный культ. Этот культ вытесняет естество человеческой природы синтетическими чувствами и натурализацией театральных конфликтов. Человек превратился в заложника киномоды и поглотителя музыкальной продукции. Развлечение переросло в маниакальную зависимость, а освоение реальности — в ее уродливое искажение.

Новая Традиция видит роль искусства не в соперничестве с жизнью и с природой, не в иллюстрировании творческих фантазий художников, поэтов, музыкантов, а в обращении человека к жизненной праве Природы. К тому, от чего когда-то оттолкнулось общественное бытие, постепенно начиная обманывать себя моралью и прочими плодами собственного умственного несовершенства. Вот вам пример. Симметрия — символ пропорционального мышления человека, основа гармонии и равновесия. Но в Природе нет строгой симметрии.