Сергей Лесков - Умные парни (сборник)

Зачем эти ученые остались в Сухуми, если им предлагали работу в российских лабораториях? Может быть, ими движет редкое, но очень простое чувство – они любят свое дело, гордятся институтом и не хотят в тяжелый час бросать его на произвол судьбы. И, наверное, они легко нашли бы общий язык с немецкими физиками, которые принесли в эти края высокую науку после самой страшной в истории войны.

Немецким ученым обещали, что в 1955 году они вернутся в Германию. Жена Николауса Риля была крайне напугана золотым дождем наград, премий и почестей – все члены семьи получили пожизненное право учиться, лечиться и передвигаться по СССР бесплатно. Риль сказал заместителю Берии генералу Завенягину: «Я никогда в жизни не был капиталистом, и было бы удивительно рассчитывать на то, что я стану капиталистом в стране социализма». Когда в Сухуми все паковали чемоданы, Риль демонстративно устранился от сборов и сказал, что все его ценности хранятся в голове. Позднее Риль писал, что любовь Сталина и избыток благ были для него самым тяжелым бременем.

Манфред фон Арденне, как назло, прочитал о судьбе зодчих храма Василия Блаженного и засомневался, не постигнет ли его та же участь. Но барон купался в славе и ни в чем не знал отказа. Ему были возвращены и доставлены обратно в Германию все приборы, конфискованные в 1945 году. А денег из СССР в Германию барон-социалист привез столько, что сумел открыть и оборудовать первый в социалистическом мире частный научный институт.

Велик ли вклад немецких специалистов в советскую атомную бомбу? И сделал бы СССР бомбу без данных разведки, работавшей на Западе и без помощи немецких ученых? Сколько ни спорь, ответа не будет. Но необходимо знать главный урок: в критический момент истории страна сумела мобилизовать все ресурсы и выполнила важнейшую стратегическую задачу, когда край пропасти был уже близок.

К концу 1955 года все немцы вернулись в Германию, и соблазна остаться в СССР ни у кого, даже у обласканных лауреатов, не возникло. В особняке Густава Герца поселились дети, а кресло барона фон Арденне передают друг другу по наследству директора Сухумского физтеха, чтобы предаваться в нем высоким думам…

– Очень боюсь до конца дней венки на Енисей носить, – говорит Николай Жолоб. – Могилы-то у сына нет, и душа у него успокоиться не сможет.

Когда строили Саяно-Шушенскую ГЭС, Николай Жолоб был начальником автоколонны тяжелых «БЕЛАЗов». У него и сейчас такие могучие плечи, что легко может колесо от самосвала нести. Но в руках у него списки погибших – больше 70 человек. Николай Жолоб круглыми сутками занимается устройством чужих дел и судеб, чтобы не думать о своей беде, которая горше горького. Сын Максим родился на станции, с детства мечтал работать на ней, и вот уже больше недели его и еще нескольких человек из последней смены спасатели и водолазы найти не могут.

Прошу показать фотографию сына. И вижу, как по лицу здорового мужика, виляя по морщинам, катится прозрачная слеза. Хочется спрятать глаза.

– Нельзя фото показывать, Максима еще не нашли, – говорит Николай. – Понимаю, что сына уже нет. Но мать верит. И две маленькие дочки папу ждут. Сын с работы через десять минут после начала смены позвонил и сказал матери: «Что-то непонятное творится. Бери детей и беги на дачу». И сразу связь прервалась.

– Васильич, я твоего сына видел, – вдруг говорит подошедший мужчина. Он бледен, как каторжник, а поверх одежды перепоясан травматическим бандажом. – Когда входили в машинный зал, он передо мной шел. Веселый был, про выходные рассказывал.

Глаза у отца вспыхивают и тут же гаснут. Мужчина отказывается назвать свое имя. «Только следователю, – бросает он уходя. – Я уже подписку дал. Не хочу в тюрьму идти. Хотя уже и тюрьма после такого не беда». Этот человек – один из немногих уцелевших. На станцию вошло 111 человек – в живых осталось 36.

– Может, я напрасно эту станцию строил? – спрашивает сам у себя Николай Жолоб.

Саяно-Шушенская ГЭС в два раза выше и в четыре раза длиннее пирамиды Хеопса, которая поражает воображение многих поколений и является самым знаменитым чудом света. В отличие от пирамиды Хеопса, гидростанция не стояла мертвой гробницей, а работала, как вол. 30 лет Саяно-Шушенской ГЭС полагалось петь дифирамбы и сочинять в ее честь хвалебные оды, которым позавидовала бы Елизавета Петровна. Саяно-Шушенская ГЭС – крупнейшая в Евразии. Турбины и генераторы – лучшие в мире, гидроагрегаты – крупнейшие, равных не найти. Трансформаторы – самые прочные и долговечные, так что капитальный ремонт не нужен, только профилактика. Есть в мире станции выше, но они узкие, по совокупности параметров Саяно-Шушенская ГЭС мировой рекордсмен. Надежность станции сомнению не подвергалась и являлась убийственным и неопровержимым контрдоводом как в спорах о советском качестве, так и в философских диспутах о техногенных катастрофах.

Для ускорения сроков впервые в мире монтаж агрегатов проводился не на заводе, а прямо на станции в машинном зале, когда ни кровли, ни стен не было. Бетона на строительство потрачено столько, что можно было отгрохать полсотни пирамид Хеопса. В потоке восхвалений не обращали внимания на то, что столь грандиозные ГЭС строятся только в Китае, Индии, Южной Америке, в Канаде строительство приостановлено, а в США акцент делается на каскады более мелких гидростанций. Самая крупная американская ГЭС на Ниагаре построена в 1970 году, и она в два раза меньше Саяно-Шушенской. Но американцы просто не любят все яйца в одной корзине носить – такая национальная причуда. Саяно-Шушенская ГЭС стала ярким памятником индустриализации с ее гигантоманией и презрением к экономической целесообразности.

17 августа 2009 года Саяно-Шушенская пирамида заняла верхнюю строчку еще в одном перечне – крупнейших катастроф на гидростанциях мира. Стотонная крышка от лучшего в мире гидроагрегата летала по машинному залу, как бумеранг. Картина разрушений уже описана, как и драматические поиски погибших, которых день ото дня становилось все больше. Даже видавшие виды специалисты приходили в ужас. Один из генералов МЧС в помещении, где несколько дней назад собрались пришедшие на смену рабочие, потерял сознание. До сих пор опознать всех погибших даже с помощью стоматологов не удается. Врачи из Федеральной медико-биологической службы говорят, что на генетическую идентификацию в Москве уйдет не менее месяца…

«Мне священник сказал, что если в гроб положить чужое тело, то свечка погаснет», – сказал отец 25-летнего Антона Качана, который ждет результатов опознания.