Григорий Голосов - Демократия в России: инструкция по сборке

Значит ли это, что демократизация в России невозможна? На самом деле, вопрос состоит в том, какое изменение условий могло бы ей способствовать. Во второй половине нулевых весьма популярным было суждение о том, что цены на нефть упадут, и все развалится. Цены на нефть, пусть и не очень сильно, но упали. Воз и ныне там. Оно и понятно: взаимосвязь между экономикой и политикой не является прямой. Снижение цен на нефть, естественно, сокращает ресурсную базу режима, препятствует возможности заливать любые общественные проблемы потоком дармовых денег, а значит — вызывает общественное беспокойство. Однако у этого беспокойства вовсе не обязательно есть политическое измерение. Оно возникает лишь в том случае, если находятся люди, целенаправленно занимающиеся формированием этого измерения, и люди, способные его увидеть. Остановлюсь на этих двух категориях подробнее.

Первая категория — это политики, демократическая оппозиция. Под демократической оппозицией я понимаю не тех, кто придерживается определенных идеологических позиций (известно, что многие российские идеологи, традиционно числящиеся в либеральном лагере, на деле не имеют с демократией ничего общего), а тех, кто вносит практический вклад в борьбу за восстановление демократии в стране. Оппозиция в России очень слабая. В значительной мере ее слабость обусловлена действиями властей; в какой-то степени — это вина самой оппозиции. Останавливаться на этом не буду. Я хотел бы подчеркнуть лишь то совершенно очевидное, на мой взгляд, обстоятельство, что если не будет оппозиционных политиков, борющихся за демократию, то не будет и демократии. В истории не было ни одного случая, когда демократизация произошла бы по решению авторитарных властей, без давления со стороны оппозиции. Даже пример с Горбачевым и его перестройкой показывает, что если на либерализацию при авторитарном руководстве еще можно рассчитывать, то на демократические реформы оно идет только под давлением. Потому что авторитарное руководство никогда не состоит из одних только реформаторов. И если реформаторы в нем все-таки заводятся, то в их диалоге с авторитарными партнерами может быть только один сильный аргумент: поджимает, не сделаем сами — сделают другие. В этот момент «другие» должны быть на месте. Любой успешный пример демократизации — от Монтевидео до Праги — это пример политической борьбы, а не односторонних уступок со стороны авторитарного руководства.

Вторая категория — это граждане. У политиков, будь они даже семи пядей во лбу и непоколебимой гражданской доблести, ничего не выйдет, если они не будут пользоваться общественной поддержкой. А поддержка демократии исходит от людей, разделяющих ценности свободы и национального достоинства. Есть ли такие люди в России? Несомненно, есть. Но многие из них дезориентированы годами антидемократической пропаганды. Другие разуверились в том, что в нашей стране можно добиться каких бы то ни было улучшений. И это — серьезная проблема. Нужно понимать, что циничное общество, не верящее в возможность лучшей жизни, никогда этой лучшей жизни не получит. Потому что, по правде сказать, и не заслуживает.

Политика демократизации станет реальностью только тогда, когда сложатся эти два элемента: и сильная оппозиция, и общественная поддержка преобразований. Только тогда сможет реализоваться реформаторский потенциал каких-то групп, которые уже сейчас находятся у власти. Только тогда — не раньше — в авторитарном руководстве сможет произойти раскол, какая-то из его фракций пойдет на диалог с оппозицией, заключит с ней пакт (который, между прочим, гарантирует приемлемые условия ухода для всех членов руководства, независимо от их отношения к демократизации) и, совместно с оппозицией, сделает первые практические шаги к демократии. Описанное в предыдущей фразе — это стандартный сценарий демократического перехода. Моя задача в этой книге состояла в том, чтобы обозначить задачи институционального строительства, которые неизбежно возникнут на этом пути, и предложить возможные решения этих задач. Но вопрос о том, когда Россия встанет на путь демократии, остается открытым, и ответ на него даст политика, а не наука.

Джованни Сартори — итальянский и американский политолог. С 1976 г. живет в США. — Ред.

Атомизированная партийная система — это система, характеризующаяся наличием многих, в том числе и внесистемных, политических партий, которые не пользуются более или менее значительным влиянием. — Ред.

Люстрация — практика, состоящая в законодательном ограничении прав некоторых категорий лиц, выделяемых по профессиональным, партийным, религиозным или иным признакам. — Ред.

Мем (англ. тете) — единица передачи культурной информации, распространяемая от одного человека к другому посредством имитации, научения и др. — Ред.

Хокку и танка — жанры японской поэзии. — Ред.

Императивный мандат — ограничение в действиях депутата парламента какими-либо условиями, при нарушении которых он может быть отозван. — Ред.

Карго-культ (англ. cargo cult— поклонение грузу) — религиозное течение в Меланезии. Его приверженцы верят, что иностранные товары созданы духами предков и предназначены для меланезийского народа. В культах карго проводятся магические ритуалы, внешне имитирующие действия иностранцев и направленные на то, чтобы этих товаров стало больше. — Ред.

Закон Дюверже — выявленная французским социологом М. Дюверже закономерность, согласно которой система относительного большинства в одномандатных округах способствует установлению двухпартийной политической системы. — Ред.

Лапидарно — предельно кратко, сжато, ясно. — Ред.

Спойлер (от англ. spoiler) — в жаргоне политиков «вредитель», в данном случае — партия, не имеющая шансов на победу на выборах, но способная ухудшить шансы других партий. — Ред.