Татьяна Москвина - Жар-книга (сборник)

– Без ваших советов… – начинает Варя.

– Безусловно. Никаких споров. Клара Петровна! – Космонавтов кланяется Кларе. – Вы женщина, видавшая виды, и сами знаете: в вашем возрасте самый плохонький муж лучше самого хорошего сына.

– Он прав, – говорит Гуля. – Он скользкий черт, и он прав.

– Россия – страна для молодых и сумасшедших, а мирно доживать жизнь здесь никто не умеет. Для дожития есть другие, очень удобные места, Клара Петровна, и вы их прекрасно знаете… Целую ручки… О, черный опал – мой любимый камешек… Ну, теперь позвольте раскланяться с главным героем. – Космонавтов тщательно отвешивает низкий русский поклон Феде. – Что я могу вам сказать, гордый мальчик? Дерзайте! Когда-нибудь и вы дойдете до своей черты, перейдете ее – станете несчастны, а не перейдете – может, еще несчастней будете. Ваша воля! Ох, мы еще встретимся с вами… Дедушка Браун… – Космонавтов машет Брауну рукой. – До скорой встречи! Не жалейте ложки – скоро они вам уже не понадобятся… Целую! Прижимаю к сердцу! Исчезаю! Прошу вас, Нулера…

Зачарованная Лера идет вместе с Космонавтовым.

– Мне ничего не сказал! – кричит вслед Гуля.

– Будь здорова как корова! Лети как пуля, товарищ Гуля! – отвечает Космонавтов уже из коридора.

– Странный человек, – поежилась Клара. – Вот и хорошо, что нет посторонних, дела у нас семейные…

– Простите меня… Клара Петровна, – говорит Федя. – Я верю вам, тем более, все подтвердилось…

– Что подтвердилось? – вмешивается Браун. – Что если женщина проститутка, то это навсегда?

– И не обязательно, – заспорила Гуля. – А Мария Магдалина?

– Сказки для бедных, – отвечает Браун.

– Но, понимаете, у меня пока нет никаких… родственных чувств, – продолжает Федя. – Все так быстро, сумбурно… давайте потом встретимся, поговорим.

– Конечно, Феденька, конечно, милый, – засуетилась Клара. – И не слушай ты дедушку, дедушка сердитый…

– Дедушке весь день нервы треплют, – говорит Браун. – Дедушке давно спать пора.

– Прости, дед. – Федя жмет Брауну руку. – Здорово, что ты жив. Я еще приду, ладно?

– Приходи, мой дурачок, – отвечает Браун ласково. – Я тебе подарю что-нибудь.

Гости прощаются с Брауном и уходят.

Браун прислушивается к шуму в коридоре, и, когда он стихает, кричит:

– Анжела!

– Ну ты что, дед, поздно уже, – высовывается голова Анжелы.

– Концерт, – коротко говорит Браун.

Он наливает себе водки, достает две ложки и вручает Анжеле. Та нехотя раздевается.

– «Надежду», – командует Браун.

– Я вновь повстречался с надеждой – приятная встреча, – поет Анжела. – Она проживает все там же, то я был далече… Все то же на ней из поплина счастливое платье, все так же горяч ее взор, устремленный в века…

Браун кивает головой, притоптывает ногой.

– Ты наша сестра! Мы твои торопливые братья! И трудно поверить, что жизнь коротка…

– Тебя подвезти? – спрашивает Клара Федю на улице.

– Спасибо, я дойду.

– Не суди меня, сынок…

– Я не сужу. – Федя усмехается. – Мама… Я позвоню тебе завтра.

– О, сказал, – радуется Гуля.

Клара целует его и уходит с Гулей. Федя смотрит на Варю.

– Ты где живешь?

– Там, далеко, – растерянно отвечает Варя. – На Гражданке.

– Родители не волнуются?

– Я одна живу, квартиру снимаю. Я из Бокситогорска вообще…

– Деньги есть на такси?

– Есть.

– Пойдем посажу.

Федя и Варя идут по городу.

– Странный день сегодня, – замечает Федор.

– Да… Все началось в кондитерской, вот тут, рядом. Мы кофе пили, а у дедушки Брауна собачка умерла… А вот если бы я не решила найти твоего дедушку и похоронить собачку, может, ничего бы и не случилось…

– Ты настоящий пионер-герой, – говорит Федя. – Давай свой телефон. Или вот как сделаем: набери мой номер, а я твой тогда в память запишу. Идет?

– Идет, – улыбается Варя.

Проделывают операцию обмена телефонами.

– А ты совсем не рад, что маму нашел? – спрашивает Варя.

– Сам не знаю. Я привык один. Быть одному – это хорошо, честно.

– Ты любил эту девушку, Леру?

– А мы не будем об этом говорить, правда? Давай никогда не будем об этом говорить?

– Она тебе сейчас сообщение пришлет, что ее надо спасать, и ты побежишь ее спасать, да?

– Я и тебя побегу спасать, если что.

– А, вот как. Придется и мне что-нибудь придумать.

– Нет, Варя. Сразу давай договоримся честно: ничего не выдумывать. Пошли они к черту, эти половые игры!

– Правильно, – соглашается Варя. – Мы с тобой ведь не пауки какие-нибудь.

– Тебе куда на Гражданку?

– Проспект Культуры.

Федя тормозит машину, договаривается с водителем.

– О’кей, можно ехать.

Варя смотрит на Федю.

– Ты… ты… ты лучше всех.

Федя смеется, хлопает Варю по плечу.

– Спасибо, товарищ.

Варя уезжает.

Федя идет по городу, разглядывает прохожих, улыбается своим мыслям.

Раннее утро. Эльвира и Юра спят в комнатке Юры – Эльвира на кровати, Юра на полу. Эльвире снится прекрасная долина Каршарэ.

Таинственной властью сна чудная долина Каршарэ совмещена с панорамами Санкт-Петербурга.

Там пальмы растут рядом с березами на Невском проспекте, невиданные цветы цветут на берегах Невы, где шумно резвятся дети, похожие на Эльвиру – черненькие, подвижные.

Горят костры на Дворцовой площади. Лианы обвили Ростральные колонны. Крепкие мужчины запрягают телеги и, посвистывая, едут по Мойке. Красивые женщины варят еду возле Медного всадника. Овцы лежат в Летнем саду вместе с кроткими тиграми…

Эльвира просыпается. Смотрит на Юру. Тихо одевается. Юрина доля денег лежит прямо на столе. Эльвира берет ее, кладет две бумажки рядом с Юриной головой. Думает секундочку, прибавляет еще одну бумажку, остальные забирает и выскальзывает из комнаты. Потом и из квартиры.

Юра проснулся, сел, увидел бумажки, все понял и грустно смотрит вслед ушедшей каршарке.

Небольшое кафе с эстрадой. Все наши герои в зале, среди публики. Федя и Гейнрихс, дедушка Браун, Лера, Варя и Ксана, Клара и Гуля, Космонавтов, Эльвира и Юра, и все-все остальные. Публика волнуется, ждет артиста.

– Сева, давай! Сева, Сева! – кричат из зала.

Выходит Сева – обаятельный русый парень с аккордеоном. Садится.

Безмятежно улыбаясь, Сева, к общему восторгу, поет песню (на мотив песни «Луч солнца золотого…» из мультфильма «Бременские музыканты»). Доброжелательное и жизнерадостное исполнение парадоксально дополняет ироническую мрачность текста… -