Роман Тименчик - Что вдруг

«Чудесный», по словам строгого ценителя ( Сидоров А. Выставка «Нож» // Правда. 1922. 30 ноября); воспроизведен: Эхо. 1923. № 7. С. 12; нынешнее местонахождение неизвестно.

См.: Bown M.C . Socialist Realist Painting. New Haven & London, 1998. P. 70.

Выставка и манифест «Нож» вызвали дискуссии о допустимости сатиры и иронии и о борьбе с французским влиянием (см.: Щукарь М . Еще о выставке «Нож» // Правда. 1922. 8 декабря; Тугендхольд Я . Бег на месте // Русское искусство. 1923. № 1. С. 88–90). Выставку сопровождал скандал, когда местная администрация потребовала снять картины, содержащие издевку над советским бытом, но личное заступничество Луначарского предотвратило это ( Адливанкин С. О выставке «Нож». (Из воспоминаний) // Борьба за реализм в изобразительном искусстве 20-х годов. Материалы. Документы. Воспоминания. М., 1962. С. 109–110).

Дымов О . Брадобрей короля // Русское слово (Нью-Йорк). 1917. 15 декабря; других сообщений о читке этой драмы на «Башне» Вяч. Иванова нам не попадалось.

Фойницкий В.Н . А.В. Луначарский и царская цензура // Русская литература. 1975. № 4. С. 146.

Ср.: «Иллюстрация, долженствующая показать, как ошибочно в безмерности власти полагать смысл и наслаждение жизни. <���…> И Аристотель хвалил неожиданную развязку, да требовал, однако, чтобы она была подготовлена. А ведь в шести предыдущих картинах ничего общего с последней: г. Луначарский состязуется с Шелли в разработке сюжета “Ченчи”, конечно – весьма безуспешно. В итоге – нелепая конструкция и утомительная растянутость пьесы да убийственные стихи! Из ада вытянули свои ноги. – Таков народ, магнаты. Вы видели? – Себя защитит. Так-то, милый друг. – В приделе. Видела я сама. – “За других”. И еще: “кто хочет душу”… Эти строки имеют быть пятистопными ямбами. Не обошлось и без курьеза. По ремарке «действие происходит в XV веке в феодальном западно-европейском государстве». Не забавно ли в обстановке этой эпохи слышать голос фигаро-Аристида, пародирующего поэта XIX столетия: “Вороны каркают вокруг, / Разевая рты, / Подожди, мой милый друг, / Повисишь и ты!” А жаль, что ради правильности размера г. Луначарский в первом стихе не поставил “враны”. Тогда в его поэзии, помимо сомнительной близости ее к Гете, ярко сказалось бы родство ее с поэзией Тредьяковского» ( Курсинский А . // Весы. 1906. № 9. С. 69–70). Ср. также: «…пьеса г. Луначарского построена слишком схематично. Образы говорят не за себя, а все время развертывают основную мысль автора. При этом автор и сам не доверяет себе как художнику, – и поэтому он слишком подчеркивает свои положения и чуть ли не разжевывает их, постоянно возвращаясь к ним и детализируя их. От этого пьеса вышла длинной, скучной, а следовательно, и не художественной, хотя некоторые сцены и читаются не без интереса» ( Кр<���анихфельд> В . // Мир Божий. 1906. № 6. 2-я паг. С. 64).

Горький М . Неизданная переписка. М., 1974. С. 13.

«Он в пьесе отметил, конечно, то, что является для меня самым важным: попытку, с одной стороны, проанализировать, что такое монархическая власть, на каких общественных противоречиях вырастает она, а с другой стороны, показать ее естественное превращение в чудовищное властолюбие, непосредственно переходящее в своеобразное безумие» (Литературное наследство. Т. 80. М., 1971. С. 230).

Луначарский А . Королевский брадобрей. Пьеса. Изд. 2-е. Пг., 1918. С. 109–110.

Возможно, о нем идет речь в следующей записи наркомпросовца: «X. – предатель по натуре. В работе он не участвует, только в заседаниях. Он сладок, когда ему худо, небрежен, когда добьется желанного, и холодно-тих, полумертво-тих, когда в маленькой некрасивой голове его слагаются новые стихотворения. Если бы он сделал еще больше гаденьких дел, чем делает здесь – все равно на него нельзя сердиться. Не оттого, что он – хороший поэт. Он – тонкий, неуверенный и небольшой. Но поэт. И я думаю, наедине с собою он либо спит животным сном, либо томится презрением к себе. И в первом и во втором случае возможность осуждения отпадает» ( Лундберг Е. Записки писателя. Л., 1930. С. 167); «Мандельштам служил в Комиссариате у Луначарского <���…> а главным образом бегал от своей секретарши» ( Мандельштам Н . Вторая книга. М., 1990. С. 328); «Мы оба были сотрудниками отдела «эстетическое воспитание», соприкасались каждодневно по работе, хотя сейчас трудно даже точно определить, в чем именно заключалась тогда наша работа… Но работали мы, что называется, с жаром! Все мы были увлечены общим заданием своего отдела, много говорили, фантазировали и спорили о том, какими методами лучше всего проводить эстетическое воспитание народа, в первую очередь детей и подростков» (Воспоминания С.Г. Вышеславцевой // Санкт-Петербургские Ведомости. 2001. 13 января).

Нерлер П. Осип Мандельштам в Наркомпросе в 1918–1919 годах // Вопросы литературы. 1989. № 9. С. 275–279.

Ашмарин В. [ Ахрамович В.Ф .] «Королевский брадобрей» // Известия ВЦИК Советов. 1919. 4 января; исполнитель был загримирован под Ивана Грозного.

Дрейден С. В зрительном зале – Владимир Ильич. Новые страницы. М., 1970. С. 315–316.

Ср.: «…короля Крюэля свободно можно трактовать по-различному, – как величавого деспота, как мономана-выродка, как философски-настроенного резонера, или еще как-нибудь иначе. Талантливый г. Певцов не останавливается в рамках одного образа, сбивается, говоря актерским языком, с одного тона в другой…» ( А.А. «Королевский брадобрей» // Правда. 1919. 5 января).

В мае 1933 года Луначарский устроил у себя прощальный званый ужин для писателей, среди которых как будто присутствовал и Пастернак ( Чарный М . Направление таланта. Статьи и воспоминания. М., 1964. С. 261); московские слухи о приемах у Луначарских отразились в романе (1934) заезжего англичанина ( Muggeridge M . Winter in Moscow. Grand Rapids (Michigan),1987. P. 164); сам автор, судя по его московским дневникам (Like it was. The Diaries of Malcolm Muggeridge. Selected and edited by John Bright-Holmes. London, 1981), на них не присутствовал.

Ср. запись слов Ахматовой 15 января 1926 г.: «О Луначарском за границей, который называет среди трех пользующихся наибольшим успехом в Европе советских пьес – свою» ( Лукницкий П.Н . Acumiana. Встречи с Анной Ахматовой. Т.II. 1926–1927. Париж– М., 1997. С. 8); речь идет о наркомовских «Письмах из Берлина» в вечерней «Красной газете» с 10 по 15 января 1926 г. Ср. запись в дневнике Николая Пунина от 11 января 1920 г.: «На “Королевском брадобрее” Луначарского в Народном доме. Чрезвычайно посредственная пьеса. Антракт. Луначарский за кулисами со “свитой”. <���…> Увидел меня, протянул левую руку, сказал: «Вот кого я люблю, это умнейший человек из всех, каких я встречал в советской России. Нравится вам? Язык, где вы встречали такой язык после “Маскарада”. Он был пьян и весел» ( Пунин Н.Н . Мир светел любовью. Дневники. Письма.// Сост., предисл. и коммент. Л.А. Зыкова. М., 2000. С. 126–127).