Роман Тименчик - Что вдруг

Таким образом обсуждаемое место приобретало иной вид:

Вклеивание запятой укрепило концепцию стихотворения как реабилитации запретных аномалий не столько тем, что этим был назначен новый субъект – субстантивизированный (как и «обнаживший» и «возвестивший») «неправедный» 14, сколько тем, что здесь вводился enjambement, иллюстрируя мотив «изгиба». Ибо за полвека, отделяющие Баратынского от символистов, произошла семантизация enjambement’а. Литературному сознанию XX столетия в межстиховом переносе чудится просодический жест, аналог то экфрасиса искореженной статуи (в «Archaischer Torso Apollos» Рильке), то темы выхода за пределы –

( E.E. Cummings . Somewhere I have never travelled),

то движения вовнутрь –

( Wordsworth . Lucy),

то слома и разрушения –

( Shelley. Adonais) 15.

Автометаописательный гимн переносам как носителям идеи излома складывает поэт и литературовед одно поколение спустя:

И Брюсову хотелось автометаописательного enjambement’а, «неправильного» стиха для темы «неправедного изгиба».

Как восстановить эти читательские «хотения»? В каждом случае – по-разному, но иногда, например, читатель сам проговаривается.

Пример.Так очерчивают горизонт своих ожиданий те, кто, цитируя по памяти стихотворение Ахматовой «Смуглый отрок бродил по аллеям…», воспроизводят его заключительный стих как «И растрепанный томик Парни». Тому примеры мы найдем не только в 1910-х 17, но и введя строку в этом искаженном виде в поисковые системы Интернета 18. (И, кстати говоря, не стоит пренебрегать таким подножным и легкодоступным материалом, – говоря о необходимости перейти к реальным усилиям для собирания, классификации и анализа материалов по истории читателя, А.И.Белецкий замечал: «Экспериментальное исследование современного читателя при этом окажется немаловажным пособием для его истории; так, изучение современных говоров проливает свет на далекое прошлое языка» 19.)

Отсутствие ожидаемого в силу разных причин уменьшительного суффикса, форма дольника вместо чистого анапеста 20производят смысловую перестройку, о которой когда-то рассказывал Тынянов:

…здесь получается как бы избыток метрической энергии, сосредоточенной на известном слове или нескольких словах. Это до известной степени подчеркивает и выделяет слово <���…>. Слово «том» оказывается здесь наиболее динамизованным, но выделенным оказывается и следующее слово 21.

Подчеркну: комментатора интересует не убедительность,

смелость или продуктивность концепции, а свидетельство исторического читателя 1910-х.

Исторический читатель всегда прав.

Пример.Если Тынянов теоретизировал по поводу другого случая употребления дольника у Ахматовой (стих. «Бесшумно ходили по дому…») —

«… в стихах:

эта динамизация и выделение слов не мотивированы, причем получается сукцессивное воссоединение эпитета с определяемым; это способствует тому, что в эпитете до воссоединения оживляется основной признак слова, окрашивающий всю группу. <���…> Динамизация речи в стихе сказывается, таким образом, в семантической области – выделением слов и повышением семантического в них момента, влекущим за собою все последствия как для семантики отдельных слов, так и для общего сукцессивного их хода» 22, а современному читателю, притом из самых проницательных, не видится здесь никакой динамизации 23, то задача комментатора – прислушаться к свидетельству из 1924 года и найти объяснение раздражающему эффекту выделенного дольником слова «шелковый».

Как это делается? Наш спецкурс начинался с, казалось бы, само собою разумеющихся вещей, тем не менее порой забываемых на практике, – например, что все слова, составляющие текст, должны быть проверены по как можно большему числу словарей.

Я предпочел бы обойтись без примеров нарушения этого правила, они слишком многочисленны в наши дни, заставляя применить к современному литературоведению пародию Зиновия Паперного «Сказка о рыбаке и рыбке» (1957), которую я не могу отказать себе в удовольствии напомнить:

«Я вся горю – не пойму отчего. “Сказка о рыбаке и рыбке” – хорошая затравка для большого писательского разговора о людях, о рыбах, и, конечно, о любви. <���…> И я знаю, чем дышат рыбаки. Любого рыбака я вижу издалека. В душе я тоже рыбачка. В сказке есть и непонятные слова: например, “невод”» 24.

Особенно опасно забвение предписания «посмотри в словарь» в случаях издания авангардистских текстов.

Пример.Неоткомментированная фраза в стихотворении эгофутуриста:

оставшись без указания читателю на то, что «крензель» – это стеклорезный алмаз (Даль), из немецкого «Krinsel» – зарубка, насечка (Фасмер), возбуждает читателя на совершенно ненужные в данном случае поиски игры смыслов в квазинеологизме.

Или мы говорили о том, что не может быть никакого комментирования переводного стихотворного текста без обращения к оригиналу.

Пример.Строки:

из эренбурговского перевода «Полезного календаря» Франсиса Жамма комментируются в новейших изданиях: «Руссо А. (1844–1926) – французский художник» 26. Заглянув в жаммовский «Le calendrier utile», мы увидим, что там просто сказано «любил Жан-Жак», и это отсылка к известному эпизоду из «Исповеди». Эти Руссо, кстати говоря, должны быть внесены в список коварных имен, который надлежит раздать комментаторам, – так, в рецензии на издание дневников А.С. Суворина говорилось: «…авторы посчитали, что упомянутый Сувориным Руссо (“Отец нового пейзажа Руссо”) – это “таможенник” Анри Руссо, в то время как новых художников Суворин не знал (не упомянул ни одной фамилии) и, конечно, имел в виду концепцию природы Жан-Жака Руссо» 27. Но надо полагать, что речь все-таки идет о Руссо Теодоре (1812–1867), франц. живописце, главе барбизонской школы (БЭС).