Роман Тименчик - Что вдруг

Звено (Париж). 1924. 18 августа.

Жизнь искусства. 1924. № 13. С. 11.

Огни (Прага). 1924. № 2.

Городецкий С . Письмо к М.В. Бабенчикову от 2 января 1924 г. (РГАЛИ). Но в письме 1928 г. к Б.А. Садовскому (РГАЛИ) Пяст сообщал, что «Воспоминания о Блоке» нравились А.Н. Толстому.

По свидетельству П.Н.Зайцева. Ср. его отзыв: «Бестактная книга. Самые поверхностные впечатления автора об отдельных писателях и о символизме в целом» ( Зайцев П.Н . Воспоминания. Последние десять лет жизни Андрея Белого. Литературные встречи. М., 2008. С. 137).

Письмо от 21 января 1930 г. (РГАЛИ).

Гулливер [ Берберова Н.Н. ?] Литературная летопись // Возрождение (Париж). 1930. 29 мая.

На литературном посту. 1930. № 11. С. 78.

Сизиф [ Адамович Г.В. ]. Отклики//Последние новости (Париж). 1930. 17 июля.

Рабинович М . «Встречи» // Новый мир. 1930. № 7. С. 205.

К – г Н. [ Кнорринг Н.Н. ] Петербургская богема// Новое русское слово (Нью-Йорк). 1930. 7 декабря.

Петербургские мартинисты 1910–1925 годов / Сост. В.С. Брачев // Отечественная история. 1993. № 3. С. 184; Эзотерическое масонство в Советской России: Документы 1923–1941 гг. / Публ., вст. статьи, комм., указатель А.Л. Никитина. М., 2005 (Мистические общества и ордена в Советской России, Вып. 3). С. 45.

Социалистический вестник. 1932. № 5. С. 16; Бюллетень оппозиции. 1936. № 51. С. 10. Ср. в очерке Георгия Иванова «Странный человек»: «Еще недавно, во время писательского съезда в Париже кто-то спросил Пастернака о Пясте. Тот развел руками: «Не знаю, покончил с собой где-то в провинции, а может быть, и не покончил, так умер, но слух был…» (Сегодня (Рига). 1936. 16 февраля). О повесившемся Пясте упоминал в своей прозе и Ю. Анненков ( Темирязев Б . < Анненков Ю.П. > Повесть о пустяках / Подг. и ред. текста, коммент. и послесл. А.А. Данилевского. СПб., 2001. С. 144, 467).

Литературная газета. 1940. 24 ноября. Некролог подписали И. Андроников, К. Чуковский, Н. Павлович, А. Ивич, С. Бернштейн, В. Тренин, В. Шкловский, П. Антокольский, Вс. Иванов, К. Федин, Ю. Верховский. См. также: Фоогд-Стоянова Т . О В.А.Пясте // Наше наследие. 1989. № 4; Фоогд-Стоянова Т.Ф . Вспоминая Владимира Алексеевича Пяста. Владимир Пяст. Девятнадцать писем / Сост. А. Полторацкая, Е. Мальцева. Одесса, 2004.

Новое слово (Берлин). 1943. 12 мая.

Среди мотивов цензурной амнистии Гумилева в начале перестройки одним из самых ходовых было соображение о том, что за три большевистских года он не написал ни одного стихотворения против новой власти. Обстоятельство действительно примечательное, в интерпретации нуждающееся и не отводимое бесспорным напоминанием о том, что поэт, вообще говоря, не обязан фиксировать в стихах свое отношение к текущей современности. Одним (но только одним!) из объяснений выразительному молчанию неробкого Гумилева может служить тот факт, что оценку «побед демократии» он дал в рифмах еще на заре своей литературной деятельности.

В альбом беллетристки Лидии Ивановны Веселитской (1857–1936), писавшей под именем «В. Микулич», поэтом внесено стихотворение под заглавием «1905. 17 октября» – посвященное, таким образом, обстоятельствам принятия манифеста о свободах. Пятерка в обозначении года перерисована из шестерки, и это, по-видимому, косвенно указывает на дату записи в альбом – 1906 год.

Гумилев встречался с Микулич в доме Коковцевых – своего одноклассника, поэта Дмитрия Ивановича Коковцева (1887–1918) 2, его отца, архитектора Ивана Николаевича Коковцева (1863–1912), его матери Анны Дмитриевны, урожденной Лермонтовой (как дальнюю родственницу великого поэта ее обслуживал Литфонд; умерла в инвалидном доме в конце 1930-х).

Как известно, с рекомендательным письмом от Микулич Гумилев явился в 1906 году в Париже к Зинаиде Гиппиус. По-видимому, в дальнейшем знакомство Гумилева с Веселитской активно не поддерживалось, хотя она продолжала жить в Царском Селе (в котором поселилась в 1896 году) и была знакома с его семьей 3. Фактически усыновленный ею Яков Меньшиков (1888–1953), сын (от первого брака) ее друга – известного нововременского публициста (и сам впоследствии выступавший в эмиграции как интересный эссеист), был однокашником Гумилева по Николаевской гимназии, директор которой Иннокентий Федорович Анненский осенью 1905 года был вынужден покинуть свой пост отчасти вследствие позиции, занятой записным хранителем устоев, членом родительского комитета М.О. Меньшиковым, к вящей радости последнего. Тем не менее Анненский вписал в альбом приятельницы своего недруга 4стихотворение «Л.И.Микулич», гимн городу, в котором им довелось проживать:

Стихотворение это записано 10 апреля 1906 года, и, видимо, Гумилев был следующим за своим учителем вкладчиком альбома.

Двенадцать лет спустя, когда бывший царскосельский гимназист, вернувшийся из Европы, оказался в ядовитой пене сердитой власти, он уже твердо знал, что «политическая песня – скверная песня» 6. Однако полная победа «жабы» знаменовала теперь для него скорое наступление желанного идеала. Выученик Ницше, ревнитель идеи «вечного возвращения», он полагал, что, говоря словами его «Канцоны третьей» 7, «как встарь», на земле властвовать предстоит поэтам-друидам, ибо кругооборот наследовавших им четырех каст правителей (воины, купцы, клерки, парии 8), наконец, близок к завершению, поскольку последний элемент тетрады дождался своей очереди на трон – при, можно думать, неуклонно убывающей длительности владычества.

О забрезжившем возвращении мирового круга к исходной точке Гумилев толковал ропщущей советской аудитории в августе 1920 года: «В древние времена власть принадлежала духовенству – жрецам, затем – вплоть до наших дней – войску. Сейчас же на наших глазах начинается период власти пролетарской. Ясно каждому, что и он ложен, как предыдущие, и только когда власть перейдет к мудрецам, к людям высшего разума – словом, к человеческому гению, только тогда… о, тогда…» 9.