Петр Романов - Преемники: от царей до президентов

Он лишь мечтал "с открытым забралом" пройти сквозь кремлевскую стену, не пошевелив в идейном базисе ни одного важного кирпичика, к народу. Чтобы его воодушевить и уже который раз в русской истории заставить пробежаться в мешке. Петру I это удалось. Отчасти удалось Александру II. Ленину удалось; Сталину удалось. У Горбачева не получилось.

Или, если быть предельно точным, все получилось ровно наполовину.

Во-первых, мягко пройти сквозь кремлевскую стену и прошмыгнуть мимо Мавзолея на цыпочках Горбачев, само собой, не сумел. Зато смог, изрядно помяв свое "забрало" (биться с разбега о кирпичи дело болезненное), значительно расширить в марксистско-ленинском фундаменте — вслед за Хрущевым — солидную дыру. Через которую и выбрался наконец к своему народу.

Здесь, однако, его ожидали новые трудности, к которым Горбачев опять оказался не готов. Известный итальянский историк Джузеппе Боффа, рассказывая о временах перестройки, приводит цитату из Макиавелли. Она, полагаю, прекрасно объясняет, о каких трудностях я толкую:

"Нет ничего труднее, — пишет Макиавелли, — ничего, вызывающего больше сомнений в успехе, ничего опаснее в осуществлении, нежели возглавить введение новых порядков". Тот, кто делает это, добавляет флорентиец, "имеет врагами всех тех, кому было хорошо при старых порядках, и слабых защитников в лице всех тех, кто мог бы получить выгоду от новых порядков". Неуверенность последних "рождается отчасти из страха перед врагами, на чьей стороне стоит закон, а отчасти из-за настороженности людей, которые не доверяют новому, пока не появится основательный опыт". В то время как враги при малейшей возможности нападают на новатора, остальные его вяло защищают таким образом, "что все вместе подвергаются опасности". Помимо всего прочего, "легко убедить [людей] в чем-то, но очень трудно поддерживать их в этом убеждении".

И тем не менее Горбачев и здесь сумел с помощью гласности привлечь на свою сторону народ и победить консерваторов в собственной партии.

Даже "процесс" реформ, к которому так стремился Михаил Сергеевич, в конце концов все-таки "пошел". Вот только, начав свой бег, народ на ходу сбросил с ног старый российский мешок крепостничества и уже без мешка рванул вперед так быстро, что Горбачев за ним просто не угнался. А потому и остался на дороге в полном одиночестве.

Впрочем, как справедливо констатировал позже Михаил Сергеевич, ни у кого в те времена не было готовых рецептов. Все "правильные ходы" появились у критиков Горбачева уже задним числом.

Да и упреки в адрес генсека карикатурно хрестоматийны. Они неизбежно обрушиваются на голову каждого крупного реформатора. Как мы уже отмечали, чаще всего новатору достается за то, что он либо слишком медлил, либо слишком спешил. Либо был чрезмерно радикален в своих действиях, либо, наоборот, боялся пойти в преобразованиях до конца. При этом взаимоисключающие обвинения сыплются на реформатора одновременно, только с разных флангов.

Между тем вся подобная критика по большому счету лишь любопытная гимнастика ума, не более того. Сугубо искусственные конструкции, возведенные на зыбком фундаменте сослагательного наклонения. То есть больше литература, чем история.

В 1924 году в берлинской типографии русских эмигрантов вышел практически неизвестный сегодня никому "историко-фантастический роман" Михаила Первухина "Пугачев-победитель", где излагается любопытная версия: что случилось бы с Россией, если бы восстание закончилось успешно. Внеся лишь одну деталь в реальную историю (допустив, что Екатерина и наследник престола случайно гибнут в результате бури во время морского смотра), автор довольно убедительно доказывает, что при таком повороте событий самозванец Пугачев, повторив опыт Лжедмитрия, смог бы без особого труда уничтожить великую Российскую империю, утопив страну в новой Смуте.

Занятно, но и только. История развивалась не по Первухину.

Горбачев, однако, отвечает своим старым оппонентам точно такими же неубедительными "если бы".

Особенно Михаила Сергеевича по понятным причинам задевают обвинения в развале страны, президентом которой он стал в 1990 году. Несколько лет назад "Горбачев-фонд" выпустил, например, второе, переработанное и дополненное издание "белой книги" "Союз можно было сохранить". "Белая книга", как и положено ей по статусу, в первую очередь состоит из документов, в том числе и опубликованных впервые, за что фонду, конечно, спасибо. Она многое проясняет и в истории ГКЧП, и в срыве подписания Союзного договора, и в том, какие мотивы двигали участниками встречи в Беловежской пуще. Тем не менее на самый главный вопрос, можно ли было сохранить Советский Союз, а ради этого и готовилась книга, "Горбачев-фонд" отвечает неверно, выдавая желаемое за действительное.

Есть такое понятие, как историческая неизбежность. Если уж совсем просто, существует историческая судьба, которой совершенно безразличны побуждения и действия отдельных персонажей. Не помню сейчас, кто это подметил, но подметил совершенно верно: истории безразлично, даже если Михаил Горбачев, как Молчалин у Грибоедова, "шел в комнату, попал в другую". История и эту оплошность подкорректирует по-своему.

Именно поэтому нелепы как обвинения в адрес Горбачева, так и его собственная попытка доказать, что "Союз можно было сохранить". Это точно такая же горбачевская утопия, как и стародавняя мечта, не потревожив ленинского праха, пройти сквозь кремлевскую стену, как старик Хоттабыч. На мой взгляд, ответ на вопрос "Почему развалился СССР?" очевиден. Советская империя, точно так же как раньше это произошло с Российской империей, завершила свой жизненный цикл и легла у кремлевской стены рядом с Лениным, Сталиным, Брежневым и Черненко.

Все, что Горбачев мог делать для спасения Союза, он делал. Новый союзный договор, дыхание рот в рот, нашатырь в нос. Не исключено, даже молился. Возможно, правда, обращался не по адресу ("У нас один бог — Ленин"). Но просил искренне.

Так что не стоит Михаилу Сергеевичу так уж сильно нервничать. Не он виноват в гибели Союза: тот умер естественной смертью, обремененный массой самых разнообразных болезней, от немощи, да еще и в преклонном возрасте.

Наконец, после провала ГКЧП из своего форосского заключения Горбачев вернулся в совершенно другую страну, где реально у власти стоял уже Борис Ельцин, человек, не склонный к каким-либо компромиссам и не желавший даже слушать о каком-либо "социализме". Даже с человеческим лицом. Да и подпись под Беловежскими соглашениями, в конце концов, все-таки не Михаила Сергеевича, а Бориса Николаевича.

Бороться за утерянную власть означало бы, как любил говорить сам Горбачев, "раскачивать лодку". Что действительно в тот исторический момент было и опасно, и бессмысленно. Так что первый и последний президент СССР сделал единственное, что был в силах сделать: обеспечил мирный переход власти и ушел в отставку.