Иван Неручев - Большой вопрос

— Чем обрадуешь, Сотников? — спросил Степан. Он решил первым начать беседу, чтобы ошарашить «следователя» и заодно подчеркнуть свое преимущество перед ним.

— Должен прямо сказать: радости в нашей встрече будет мало, — спокойно отозвался Сотников.

— Для кого, позволю спросить, будет мало радости?

— А это мы сейчас посмотрим…

— По-моему, и смотреть нечего… Лучше вспомнить народную мудрость: «Врачу — исцелися сам!». К нашей нынешней беседе это очень и очень подходит!..

— Не понимаю, что ты хочешь сказать?

— Поясню, я человек не гордый… Мне кажется, ты забыл, товарищ Сотников, подсчитать и систематизировать свои собственные любовные похождения…

— А ты бы взял и сделал это за меня…

— Именно это я и сделал, товарищ Сотников. Сделал с превеликим удовольствием…

— Результаты?

— Пока что выявил троих: две Гали и одну Варю.

— Маловато, Корольков. По сравнению с тем, что добыл я, — это, как говорится, капля в море.

— Для «следователя», для такого страстного поборника нравственных устоев, вполне достаточно…

— Тебе не повезло, Корольков. Я никому жизни не отравлял, никого не обманывал, честно искал подругу…

— У каждого, товарищ Сотников, свой метод, но поверь мне…

— Хорошо, поверю! — оборвал Сотников. — А пока что — перейдем к твоему делу… У меня несколько дополнительных вопросов… Кто такая Тамара Голубева?

— Тамара?.. Какая Тамара?.. Ласточкину Тамару знаю, а Голубеву…

— Ласточкину ты сам назвал, а вот молодая балерина из Музыкальной комедии.

— Ах, Томка?.. Да, да, Томку, то есть эту Тамару, тоже знаю… Дела давно минувших дней…

— Ухаживал?

— Наивный вопрос! Почему, если нравится, и не поухаживать?

— А вечно любить клялся? Говорил: «Моя несравненная, неповторимая?»

— Мало ли какой глупости не скажешь, когда над тобой висят луна и прочие романтические реквизиты… Откровенно признаться, не помню, что́ я тогда говорил Томке.

— Ладно. Аню Ладашкину знаешь?

— Аню?.. Припоминаю.

— Почему не назвал ее?

— А потому, что я человек, а не какой-нибудь справочник… Забыл.

— Допустим. Аню тоже клялся любить вечно? Говорил: «Моя несравненная, неповторимая»?

— Я никогда не повторяюсь…

— Неправда! Ты слово в слово повторил свое признание этим двум девушкам.

— Не может быть!..

— Это так, Корольков. И, больше того, ты говорил буквально то же самое всем другим девушкам, за которыми волочился. Повидимому, за тобой напрасно закрепили репутацию находчивого, остроумного и даже изобретательного парня: действовал ты по шаблону, слова употреблял одни и те же, старые, плохие…

— Каждый живет как умеет… Да, Сотников, поработал ты на славу… А они-то… Не дурехи ли? Как им-то не стыдно?!

— Я думаю, Корольков, не сто́ит тебе учить других. Ты лучше скажи, зачем ты так поступаешь?

— Я, товарищ Сотников, не вижу ничего страшного в своем поведении. Делать вам нечего, честное слово… Раздули кадило?..

— Нет, товарищ Корольков, дело твое не раздуто, оно весьма и весьма серьезное…

Сотников встал, прошелся по комнате и снова сел, пристально всматриваясь в Королькова.

— Ты что так меня рассматриваешь?

— Думаю, что́ нам делать с тобой, — ответил Сотников. — Какие меры принять?..

— «В тюрьму его, в тюрьму» — продекламировал Степан.

— В тюрьму — зачем? Не положено. А вот судить будем…

— «О судьи, создайте вы сначала человека, а уж затем ему пишите и закон!» — продолжал издевательски декламировать Корольков.

— Стишками, Степан, не заслонишься… Да, будем тебя судить…

— На основании какого же закона, товарищ будущий юрист?

— Мы будем тебя судить особым судом, в гражданском порядке. Я внесу предложение лишить тебя комсомольского билета, — ты чужой комсомолу человек, — и официально от имени комсомола поддержать в суде заявление твоей жены о разводе. Мы будем просить суд заслушать ваше бракоразводное дело в Архитектурном институте, куда пригласим не только студентов, но и всю молодежь нашей строительной организации. Твою жену, как комсомолку, мы возьмем под защиту.

— Отлично… Возьмете мою жену под защиту… А я, по-твоему, чужой для комсомола человек?..

— Да, Корольков, ты чужой… Чужой потому, что мы высоко ставим любовь. Ты же, опошляющий великую силу жизни, — пошляк. А пошлякам не место среди нас.

Корольков выбежал из кабинета. Спустился по лестнице, вышел на улицу и сразу почувствовал слабость в теле, опустошенность в мыслях.

«…Ты чужой для комсомола человек!» Впервые за свою недолгую жизнь он почувствовал приближающуюся расплату.

Это дело слушалось в народном суде летом 1950 года. Одни называли его «необычным», другие — «интересным», третьи — «громким». Во всяком случае, оно привлекло в суд много слушателей, целиком заполнивших все четырнадцать рядов зала; народ стоял возле стен, в проходе, даже за дверьми. Такого наплыва посетителей здесь давно не наблюдалось.

Чем же привлекло к себе внимание гражданское дело Бочкарева Семена Михайловича, популярного в городе врача, и его жены Лидии Владимировны — примерной хозяйки и хорошей матери? Жили они обеспеченно и, казалось, дружно. Почему же теперь этот почтенный доктор затеял развод? Да и она, супруга его, как будто не особенно сильно огорчена желанием мужа.

Бочкарев с волнением ждал судебной процедуры. Правильно ли поймут его намерения, не истолкуют ли их дурно? Много Бочкарев думал и о семье. Всю последнюю ночь он не спал, образ жены стоял перед ним неотступно… Нет, не этой — придирчивой, строптивой, ревнивой. Перед ним стояла, с ним задушевно беседовала та, другая жена, чуткая, заботливая, понимающая, молодая… Бочкарев вспомнил прошлое, отдельные факты, памятные даты. Как странно: хорошее ярче всего сохраняется в памяти.

Нелегко было Бочкареву в эту ночь накануне суда, хотя он и тщательно продумал все наиболее существенные свои претензии к жене, а главное, подготовил себя внутренне.

Когда Семен Михайлович увидел в зале своих знакомых, пациентов, почитателей, он ощутил беспокойство: неужели ему надо будет при них давать суду объяснения, говорить о том, что так усиленно скрывалось от людей?

Он прошел к судье Курскому и спросил, нельзя ли слушать дело без посторонних.

Судья понял Бочкарева и даже посочувствовал ему. Но суд вряд ли уважит его просьбу. Ведь наш суд — особый, народный.

Сконфуженный Бочкарев занял в зале свое место.

Вскоре у судейского стола появилась молодая девушка в белой блузке. Это была Иванова, секретарь судебного заседания. Она проверила явку свидетелей, успокоила нескольких, не в меру разговорчивых, посетителей и ушла в совещательную комнату.