Михаил Армалинский - Что может быть лучше? (сборник)

Сэнди снисходительно смотрела на меня, упивающегося звуками из радио, а не стонами, которые могли бы исходить из неё. Но что поделаешь – искусство требует человеческих жертв, а тут жертвовались всего две минуты половой жизни.

Когда я впервые приехал к Сэнди домой, была солнечная летняя суббота. Я вошёл в ворота, Сэнди сидела на корточках и сажала цветы на клумбе. Она была в обтягивающих: спортивных штучках, явно надетых с целью пленить меня задом, ляжками и икрами, которые были действительно роскошны. Потому-то она и присела специально на корточки и повернулась задом, завидев мою машину. Посидев несколько секунд и убедившись, что я успел запечатлеть в себе её прелести, Сэнди поднялась мне навстречу. Руки у неё были чёрные – она любила ощущения влажной земли и нарочно не надевала перчаток, когда возилась с цветами.

– Роскошные цветы, – сказал я.

– Роскошная пизда, – сказал я через час, глядя между разведённых ног Сэнди. А ещё через некоторое время я поделился с ней силлогизмом: – Цветок – символ прекрасного. Цветы – символ женских половых органов. Следовательно, половые женские органы – прекрасны.

Сэнди не возражала и лишь уточнила, что в цветке имеются и мужские половые органы, а посему и они – прекрасны.

Я тоже не возражал.

Её дом была завален цветами. И хотя у Сэнди имелся свой цветник, я полагал, что это подарки её ухажёров – уж слишком много было роз, тогда как в цветнике рос единственный розовый куст.

Мои подозрения подтвердились полностью, когда служанка принесла букет длинноногих роз к нам в постель. Я не стал спрашивать, от кого это, зная, что в ответ я получу либо ложь, либо неприятную правду.

Утром Сэнди любила, едва проснувшись, броситься в бассейн. Я предпочитал горячий душ. После завтрака Сэнди отправлялась валяться голой на солнце и коричневеть кожей.

Как-то раз она так лежала у себя на лужайке перед цветником, а рядом под большим зонтом сидел я с наушниками, в которых жила любимая музыка. Я заметил, что над нами кружится маленький одноместный самолёт. Мы даже разглядели лётчика, явно увлечённого наготой Сэнди. Она помахала ему рукой, а он покачал ей крыльями.

– Жаль, нет посадочной площадки поблизости, – сказал я.

– Отчего же, – возразила Сэнди, – частный аэродром всего в десяти милях.

– А… – протянул я.

Меня стала обуревать ревность – все эти букеты роз, летающие хахали. Я, надо сказать, был весьма увлечён этой Сэнди. Я не выказывал ей свою ревность, но мне самому эта ревность начала надоедать.

Как обычно, я сидел в шезлонге и слушал музыку, пока Сэнди отдавала бассейну своё голое ласковое тело.

Я с раздражением смотрел, как Сэнди, выйдя из бассейна, укладывается на ярко-красную подстилку и открывает небу свою грудь и чёрный лобок.

«Небось сверху смотрится безошибочно – пизда на красном фоне, – думал я. – Как бы на неё с парашютом не приземлились».

В этот момент я услышал, что в доме раздался звонок в дверь. Сэнди продолжала лежать не шевелясь.

Из дома вышла служанка, подошла к Сэнди и наклонилась к ней, что-то шепча. Служанка – ладная кобылка в коротенькой юбочке и с длинными волосами, свёрнутыми в узел.

Сэнди извинилась, сказала, что скоро придёт, накинула халатик и удалилась.

– Глория, – окликнул я служанку.

– Да, сэр, – подошла она ко мне.

– Кто там пришёл?

– Я не знаю, кто это, – потупилась она. И я понял, что она прекрасно знает.

– Мужчина или женщина?

– Мужчина, – призналась она и, чтобы мне помочь в догадках, добавила: – С букетом роз.

– Поди, скажи им, чтобы шли сюда.

– Не могу, сэр.

– Это почему ещё?

– Хозяйка приказала их не беспокоить, – объяснила она.

«Ах, так, – подумал я, – ну ладно».

– Идём со мной, – приказал я Глории.

Неподалеку от бассейна стоял домик, в котором хранился садовый инвентарь, и я направился туда, а за мной засеменила Глория. Теперь я не сомневался, что Сэнди ебётся с гостем, а значит, и у меня есть время развлечься.

Я зашёл в домик и поманил Глорию, остановившуюся у порога, но не переступающую его. Тогда я вытащил из кармана стодолларовую купюру и протянул ей. Глория переступила порог и взяла деньги. Я спустил шорты, и служанка села на корточки – на колени она становиться не хотела – пол был грязным. Глория сосала славно, оправдывая своё имя…

– А кто этот мужчина с розами? – спросил я, натягивая шорты.

– Это лётчик, – объяснила Глория.

Я вышел из домика первым, Сэнди было не видать, я подал знак Глории, и она заторопилась в дом. Я снова уселся в шезлонг и напялил наушники.

Теперь я чувствовал себя отмщённым. На меня снизошло благодушие, и я уже не злился на Сэнди.

Она вскоре вернулась со свежей косметикой на лице и с лётчиком под ручку. Представила меня как друга, а лётчика как её тренера в любительской лётной школе. Лётчик был в купальных трусах, в которых он, по-видимому, летал, ездил на машине и навещал своих учениц, чтобы сразу нырнуть в бассейн.

– Это настоящий рай, – сказал мужчина, оглядывая цветник, бассейн и Сэнди.

I don't wanna burn in paradise [14], – заканчивал свою песню Steven Tyler великолепным визгом.

– Особенно в огненном нутре, – уточнил я и для того, и для другого.

Лётчик посмотрел на меня с удивлением и катапультировался в бассейн.

Сэнди подошла ко мне и участливо спросила:

– Надеюсь, ты не ревнуешь?

– Ну как можно? – ответил я и столкнул её в бассейн – прямо в объятия лётчика.

После кино мы приехали к Дэбби домой. Было ещё светло, она отпустила няньку и предложила прогуляться по соседнему парку. Я согласился, думая, что мы пойдём вдвоём, забыв о детях. Их было целых двое: мальчик трёх лет и девочка – четырёх.

Дэбби недавно развелась и неизбежно должна была быть голодна. На этом я, перманентно голодный, строил свою стратегию.

Дэбби была весьма сексапильна, со всеми необходимыми мне женскими атрибутами и в придачу с тёмно-рыжими волосами, распущенными по плечам. Был тёплый летний вечер, и мы брели в парк: Дэбби, я и двое карапузиков, держащих за руки её и меня. Люди, видящие нас, не сомневались, что я – отец и муж. А я-то целился в любовники. Дэбби явно прикидывала, какой из меня получится приёмный отец, и поглядывала на меня со стороны, подмечая, как я веду себя с её детьми.

А я вёл себя нормально, я люблю детей в небольших количествах. Я разговаривал с ними про жизнь, и они мне отвечали. Я не задавал сложных вопросов, и дети отвечали однозначно и без утайки. Их вопросы тоже не могли застать меня врасплох. Детки были забавные и милые, но за это сажать их себе на шею мне не хотелось.