Литературка Литературная Газета - Литературная Газета 6479 ( № 37 2014)

Дед Семён всегда отвечал взаимностью тёте Саше, но в их судьбу вмешался злой рок Первой мировой войны. Старший брат Семёна погиб на фронте, и он, младший, ещё не женатый, по неписаным законам родового общества обязан был его заменить во всём, включая супружеские обязанности по отношению к золовке. Таким образом, пришлось ему взять в жёны вдову старшего брата. У них родился сын Алексей. Тётя Саша принимала активное участие сначала в его воспитании, а потом нянчила трёх Алексеевых дочек. Состарившись, она отписала сыну деда Семёна дом. Алексей радостно переехал из придорожной Щебетовки в курортное Планерское, где, по мнению его жены Дуси, деньги отдыхающих греблись лопатой. Дуся быстренько прибрала всё к рукам, установила свои правила и порядки, облагородила территорию, избавилась от крупногабаритной скотины, превратив хлев в дополнительные сдаваемые летом площади. Алексей расстался с шофёрской баранкой, ушёл на пенсию, зажил барином, но пить не бросил и среди квартиросъёмщиков звался «дядя Лёша 15 капель». Пока Дуся кашеварила в доме отдыха «Голубой залив», Алексей набирал форму, пропуская гранёные стаканчики сухенького ёмкостью «15 капель». Вино в канистрах поставлялось старшей дочерью Людой, работавшей на винзаводе «Коктебель».

До глобальной перестройки своего дома тётя Саша не дожила. Она ушла тихо и мирно вслед за своим возлюбленным. Теперь их уже никто не сможет разлучить, они похоронены рядом на местном кладбище. После смерти тёти Саши Садовую переименовали, она стала зваться улицей Шершнева. Первое название мне нравилось куда больше, да и лучшие коктебельские воспоминания связаны с эпохой тёти Саши по адресу: Крым, Планерское, Садовая, 3, куда нам с дедушкой приходили письма из Москвы. Мы честно на них отвечали, описывая наше житьё-бытьё и всяческие приключения, коих было немало.

Однажды в День Военно-морского флота дедушка решил сбегать на потухший вулкан Карадаг, у подножия которого примостился Коктебель. Бегать старались до начала жары, поэтому мы встали в шесть утра, позавтракали хлебом с молоком, взяли с собой фляжку с водой и целлофановый пакет с вишней. Предупредив тётю Сашу о ранней и недолгой прогулке, мы двинулись в поход. Несмотря на ортопедический ботинок (после ранения у дедушки одна нога была короче другой на шесть сантиметров), дедушка ходил легко и быстро, я с трудом за ним поспевала. Не прошло и часа, как мы уже были у Чёртова пальца - скалы, торчащей из земли и словно предупреждающей туристов: «Будете безобразничать – восстану из недр целиком и разберусь». Мы полюбовались открывающимся отсюда видом на залив, на дальние бухты, на просыпающийся внизу посёлок. Прежде чем пуститься в обратный путь, решили передохнуть и подкрепиться. Извлекли из рюкзака фляжку с водой, а вот пакет с вишней не выдержал физической нагрузки и развалился при доставке на валун, заменивший нам стол, обагрив тёмным кровавым соком руки, рюкзак и траву. Дедушка разложил ягоды на камне, заметив, что, коли они нам не достались, пусть хоть птички поклюют.

И тут из-за скалы появились люди, их было двое. Дедушка немедленно вступил с ними в разговор. Оказалось, что они из Болгарии. Мать привезла сына на историческую родину. Согласно мудрой политике партии и правительства и лично тов. Сталина, всех болгар и татар выселили из Крыма на заре новой коммунистической эры. Они уехали, оставив новым хозяевам отличное наследство: татары – аккуратные глиняные мазанки и виноградники, а болгары – брынзу и плантации ароматных роз. Наши новые знакомые направлялись к Золотым воротам Карадага и имели неосторожность позвать и нас. Глядя на симпатичную стройную темноволосую женщину, мой легкомысленный дед Папийон немедленно согласился. О последствиях и грозящей нам голодной смерти он не думал.

Собственно говоря, до Золотых ворот было рукой подать. Но оказалось, что это только визуально, потому что в действительности спуск к ним был труден и опасен. В общем, близок локоток, да не укусишь. Решили идти в обход через Сердоликовые бухты. Тут возникло новое препятствие: при попадании из первой Сердоликовой во вторую надо было обогнуть скалу вплавь, а я ещё плавать не умела. Однако дедушка сказал, что случай предоставляет мне прекрасную возможность научиться. Я так и сделала – взяла и проплыла по-собачьи свои первые в жизни десять метров.

По случаю воскресенья и флотского праздника у Золотых ворот шло веселье. Приплывший на лодке народ полулежал вокруг транзистора, оглашавшего гулкое пространство бухты бодрыми военно-патриотическими песнями. Шеренга бутылок, вкопанная в прибрежную мокрую гальку, ждала команды «Вперёд, в атаку!», пока женская часть компании на газетке раскладывала закуску: хлеб, огурцы, помидоры, варёные яйца, картошку в мундире. При виде этих яств мы поняли, как сильно проголодались. Болгарская половина экспедиции поделилась с нами скромными запасами – бутербродами с плавленым сыром, которые мы запивали из местного источника, бившего прямо из скалы. За долгие века жизни источник соорудил себе небольшой грот с бассейном ледяной питьевой воды, обжигавшей руки и горло.

Пока мы с дедушкой вели раскопки прибрежной гальки в поисках полудрагоценных сердоликов, болгарский юноша проверял слова известной песни, сравнивая, чьё Чёрное море самое синее в мире – его или наше, крымское. А заодно, ныряя, он раздобыл несколько десятков мидий. Мне поручили собрать горючие материалы. С большим трудом отыскалось несколько обработанных морем деревяшек, скорее всего в прошлой жизни виноградных корешков. К ним присоединились внушительный пук соломы, сухие водоросли и позаимствованная у весёлой компании газета «Крымская правда». Под самой скалой подручными средствами было вырыто небольшое углубление, его выложили плоскими камушками, и получился очаг. На дно очага сложили «дрова», на них установили пустую консервную банку из-под тушёнки, дав ей шанс ещё раз послужить голодным людям. На сей раз в ней оказался улов мидий с небольшим количеством воды. Манипуляции с горючим привели к парообразованию в банке, под воздействием которого раковины «затворниц жирных и живых» раскрылись, и я впервые в жизни вкусила то, что французы называют fruits de la mer – дары моря. По-настоящему я распробовала мули лет через двадцать, попав на стажировку в Париж, а в бухте Карадага по достоинству оценить богатую белками пищу ещё не смогла.

На обратном пути, проходя мимо валуна с вишней из погибшего целлофанового пакета, мы обнаружили, что ягоды испеклись и дезинфицировались жарким солнышком, поэтому мы вместо птичек жадно склевали сморщенные ягодки. Весёлые, довольные и очень усталые, мы подходили к дому примерно часов через двенадцать после начала прогулки. У калитки с огромной хворостиной в руках, предназначенной для загона коровы в хлев, нас поджидала тётя Саша. Завидя прихрамывающего дедушку, она разразилась потоком неласковых слов: «Родимец тебя не подхватит, старый дид! Сам инвалид, и дитятку инвалидом хочешь сделать!» Сия гневная тирада сопровождалась грозным помахиванием хворостины. С виноватым видом мы проскользнули в комнату, где обнаружили накрытый стол с литровой банкой ещё тёп­лого парного молока и кастрюльку пшённой каши, завёрнутую в полотенце и газету, чтобы не остыла.