Владимир Бушин - Пятая колонна

И вот ныне все это возглавил и осенил званием почетного гражданина Петербурга 95-летний Герой Даниил Гранин. Да так увлеченно, горячо, словно среди расстрелянных поваров были его отец, брат и два племянника.

Интересно сопоставить два портрета Жданова, приведенные в книге А. Волынца. Вот как увидел его в Москве уже после войны Д.Т. Шепилов, бывший фронтовик-ополченец, после войны — два раза редактор «Правды»: «Передо мной стоял человек небольшого роста с заметной сутулостью. Бледное без кровинки лицо. Редкие волосы. Темные, очень умные глаза с запрятанными в них веселыми чертиками… Внешний облик, манера держаться и говорить, его покоряющая улыбка — все это очень располагало к себе. Этот первый разговор был продолжительным и впечатляющим. Говорил Жданов живо, остроумно, интересно…» (с. 441)

А вот как увидел Жданова тоже впервые Гранин: «Это было зимой 1942 года. Прямо из окопов нас вызвали в штаб армии…». Ну, об окопах, как увидим дальше, тут сказано в чисто метафорическом смысле… Из штаба армии их, человек шестьдесят окопников, направили в Смольный для получения наград. «Провели нас в маленький зал. За столом сидели незнакомые мне начальники, командиры. Единственный, кого я узнал, был Жданов. Все вручение он просидел молча, неподвижно, запомнилась его рыхлость, сонность. В конце процедуры он тяжело поднялся, поздравил нас с награждением и сказал про неизбежный разгром немецких оккупантов. Говорил он с чувством, но круглое, бледное, гладко блестящее лицо сохраняло безразличие. В некоторых местах он повышал голос, и мы добросовестно хлопали.

Когда я вернулся в батальон, пересказать толком, о чем он говорил, я не мог… Все мы видели его впервые. Ни у кого из нас в части он не бывал, вообще не было слышно, чтобы он побывал на переднем крае. Весть об этом дошла бы» (с. 362).

Конечно, тут разное время, несхожие обстоятельства, но отношение того и другого к Жданову совершенно очевидно. Гранин особенно выказал свое нутро демагога замечанием о том, что вот, мол, Андрей-то Александрович не сидел со мной в окопах. А что ему там делать? Что он увидел бы из окопа? Он был одним из трех самых ответственных лиц за оборону огромного города, за весь Ленинградский фронт. А наш фронтовик Гранин считает, что таким лицам, генералам, членам Политбюро самое место рядом с ним в окопе. А кто будет отвечать за город, руководить его трудной жизнью?

Да, член Политбюро Жданов в окопах не сидел, однако…. Во-первых, что такое тыл в городе, который простреливается врагом насквозь да еще в иные дни несколько бомбежек. Во-вторых, командующий артиллерией Ленинградского фронта генерал Н.Н., тоже Жданов, вспоминал, что член Политбюро неоднократно бывал на артиллерийских наблюдательных пунктах. А в сентябре 1942 года, как рассказывал лейтенант Петр Мельников, командир батареи форта Красная Горка на Ораниенбаумском плацдарме, Жданов побывал там с очень дотошным осмотром и дельными советами (с. 348–349). Шофер М.Е. Твердохлеб рассказал, что Жданов бывал и на знаменитой Дороге жизни через Ладогу, которую немцы нещадно бомбили (с. 349). Рабочий завода «Электросила» А.А. Козлов вспоминал, что в марте 1943 года Жданов посетил его 1025-й полк (с. 366). И тоже посещение это было вовсе не бесполезным. Упоминавшийся Н.Н. Жданов вспоминал еще, что 13 января 1944 накануне наступления, покончившего с блокадой, А.А. Жданов позвонил ему и сказал: «Хочу завтра быть на вашем наблюдательном пункте» (с. 361). И был.

На фоне этих живых эпизодов, конкретных имен гранинская какая-то «артистка Балтийского флота», «шесть расстрелянных поваров» и никому неведомый «корреспондент ТАСС» выглядят как грошовая спекуляция и беспомощное вранье. Автор книги имел веские основания сказать, что из всех высших руководителей страны (и не только СССР!) Жданов ближе всех и дольше всех пробыл лицом к лицу с войной.

В помянутой беседе с тов. В. Дымарским министр культуры В. Мединский назвал подобные писания Гранина именно враньем. Сам Герой это проглотил, но возмутился безвестный депутат Законодательного собрания Ленинграда от фракции «Яблоко» Юрий Вишневский. Он выступил с весьма возвышенным заявлением: «Как петербуржец, как сын и внук блокадников, как депутат Законодательного собрания Санкт-Петербурга и как человек, имеющий высокую честь быть лично знакомым с Даниилом Александровичем, я полагаю ваши слова о нем оскорбительными и прошу вас незамедлительно принести публичное извинение Даниилу Гранину, в том числе в эфире радиостанции „Эхо Москвы“».

Я не знаю, как отнесся к этому Владимир Мединский. Конечно, если несправедливо оскорбил, то надо извиниться. Но я, как сын царского офицера и коммуниста, как внук участника Японской войны и беспартийного председателя колхоза, как фронтовик, никогда не бывший никаким депутатом, как литератор, хоть и мельком знакомый с Граниным, но писавший о его сочинениях, вынужден Вишневским сказать о Гранине, тоже читавшем мои писания, как о человеке, нынешним измышлениям которого о войне нельзя верить; это оскорбительное вранье, за которое надо извиниться. Если сам не в силах, пусть сделает это через Вишневского, имеющего честь его знать.

В советское время Д. Гранин не писал о войне. Они с покойным А. Адамовичем составили только одну документальную «Блокадную книгу». Книга ценная, нужная, но в ней говорят главным образом не соавторы, а блокадники Ленинграда. По словам писателя, он был «на переднем крае начиная с 41 года и часть 42-го». Какую часть? В Интернете можно прочитать, что Гранин служил и в пехоте, и в танковых войсках, и, кажется, в кавалерии. Но вот что писал хорошо знавший этого пехотинца его сослуживец Николай Новоселов: «15 июля (1941 года) наша походная типография вступила в строй… Вычитав корректуру очередной листовки, я получил задание направиться в политотдел дивизии. В политотделе, в лесу, близ деревни Танина Гора, только что закончилось совещание. Среди политработников — двадцатидвухлетний инструктор политотдела Даниил Гранин. Еще совсем недавно мы почти каждый день встречались на Кировском заводе, где молодой инженер Даня Гранин был заместителем секретаря комитета комсомола, выступал с интересными статьями на страницах заводской многотиражки. (Музы вели бой. АПН.М., 1985. С. 252).

На войне, как и до нее, Гранин продолжал шествовать по комсомольской стезе и вскоре стал уже не рядовым инструктором, а помощником начальника политотдела дивизии по комсомолу. В конце 1941-го — секретарь комитета комсомола отдельного артиллерийского батальона (отдельный батальон имел статус полка, где такие должности, видимо, полагались). Весной 1942 года Гранин — заместитель командира по политчасти отдельного ремонтно-восстановительного батальона. Здесь в конце года «За образцовое выполнение заданий командования по ремонту боевой техники» он получил орден Красной звезды.