Газета Завтра Газета - Газета Завтра 514 (39 2003)

Да, это будет Страшный суд! Да, это будет и радостный суд. Потому что после него начнется вечное блаженство. И что значат по сравнению с этим блаженством наши временные муки!

А я радуюсь за Россию, тяжело о ней сейчас скорбя. Она, нищая, может всех обогатить. Она, обессиленная, сильнее всех сильных. Даже если она до сих пор, может быть, была в чем-то и виновата, сейчас она — святая. Кто такой жестокий, чтоб позволить бросить в нее камень?!

Она не принимает антихриста, который в последние времена должен прийти в мир. Она своими предсмертными муками, своими молитвами во время страданий не допускает его прихода. Россия является удерживающей его силой. России все претит, что от антихриста. Это развращающая мамона, которую навязывают нам. Россия может служить только Богу, а не мамоне. Бизнес, все продавать за деньги, вплоть до совести, — это не ее. Россия не продается. Россия от горя может спиться, даже развратиться, но чтоб разврат поставить во главу угла — этого не может! Коммунисты, исповедующие атеизм, не позволяли того, что позволяют демонократы.

Впрочем, меня поразили кадры у "Белого дома".

Вот подымает руки вверх самодовольный человек, раздуваются его ноздри от самодовольства. Он, вероятно, молится — какому только богу? Дальше жених и невеста — только кто с кем венчается? Дальше подросток тычет в зрителя двумя пальцами, как рогами. Какой это родился рогатый человек, еще не созрел? Дальше высокого роста мужчина показывает на что-то молчаливому мальчику. Кто это и на что показывает? Наконец, женщина в белом, вполоборота, из головы ее огонь, который переходит к "Белому дому". Слышится музыка: "...Когда б имел златые горы (то есть воспевается культ золота!)... И ты б владела мной одна (то есть Блудница)..." Что это такое, на что намекает?

Еще, наверно, мы услышим о самом страшном, что было. Пока мы знаем очень мало. Нужно собирать объективный материал.

Говорят, были снайперы, которые из засады убивали проходящих людей.

Говорят, группу молящихся женщин, с иконками и свечами, безжалостно расстреляли.

Что это такое, как понять? Как нам дальше жить после всего происшедшего?

Люди, дорогие русские люди, не принимайте никакого решения в гневе. Гнев правды Божьей не творит. Вы сейчас взволнованы и разгневаны. Успокойтесь. Больше молитесь. Бог покажет, что делать. Бог пошлет и людей, которые выведут страну из тупика. Ведь миром распоряжается не кто-либо, а Бог. Все, что случилось, — к радости! Только радости не этой, земной, временной и случайной, а небесной. Радости Царства Небесного, которого мы все ищем. (Русский человек не может его не искать!) Оно же и дает все для нашей земной жизни, все, что необходимо.

Будем верить и надеяться! И не унывать!

А газете "День" — бодрствовать, стоять на страже. И не терять своего лица, даже если кто-либо очень хочет лишить ее и права голоса, и права на само существование.

Знаю, что у вас есть люди разных духовных направлений и даже не одной веры. Но Бог для всех един. Дай Бог, чтоб этот Единый Бог и вел вас к одной цели — к достижению Царства Небесного через страдающую Россию.

14 октября 1993 года

ПОКРОВ БОЖЬЕЙ МАТЕРИ

Василий Белов

30 сентября 2003 0

40(514)

Date: 01-10-2003

Author: Василий БЕЛОВ

РУСЬ НА ИГЛЕ Газета "СОГЛАСИЕ", 1993 г.

Московские демократы, на все лады клеймящие коммунистов, ничуть не протестовали, когда уже во времена перестройки устанавливалась грандиозная глыба на Октябрьской площади. Я видел, как ее везли по Москве. Ночью, с прожекторами. Земля содрогалась от неимоверной тяжести. Демократы не торопятся убирать эту тяжесть и сейчас, когда полностью захватили власть. Где логика?

Я думал об этом вечером, накануне запланированного и разрешенною властями Москвы митинга. Почему Лужков и Ерин, когда вся Москва уже давно скрипела зубами, с такой легкостью согласились на анпиловский митинг? Этот вопрос даже не возник в моей голове, не возник он и у большинства москвичей. И напрасно. Потому что этот митинг оказался частью общего стратегического плана по разгрому осажденного съезда и последующему разгону всех Советов вообще.

В воскресенье 3 октября я опоздал на Октябрьскую площадь (честно говоря, проспал). Приехал в центр на Пушкинскую около часу дня. Пока заходил к знакомым, пока шел до Арбата (наблюдая, что происходит), прошло еще полчаса. В метро около военного министерства не пропускали. Решил идти к Октябрьской пешком, но из этого ничего не вышло. Долго шел до действующей станции метро, хотел выйти на "Баррикадной", но поезд проскочил мимо нее. Я снова оказался на Пушкинской. Митинг к этому времени кончился.

Дальше у меня провал в памяти. Помню, что каким-то образом я втянулся в спор, происходивший в поезде метро. Возбужденный, встревоженный человек, едва сдерживая гнев, энергично возражал какой-то демократической даме, ругавшей всех митингующих:

— Чего они кричат? Чего им надо?

— Вот попадете под омоновскую дубинку, тогда, может, и поймете, чего кричат.

По Садовому кольцу в сторону Дома Советов во всю ширину улицы шли и шли. Торопились с разноцветными, в том числе красными, флагами (некоторые бежали) возбужденные москвичи. На асфальте валялся милицейский щит, стояли чьи-то легковушки с разбитыми стеклами, грузовик с раскрытыми дверцами. Везде было полно народу и — странно! — вокруг ни одного милиционера, ни одного омоновца. Ведь еще утром они гроздьями стоили на всех прилегающих к Дому Советов улицах. Куда так дружно исчезли?

У мэрии (как чуждо для русского слуха это слово, звучащее почти одинаково с дорогим для каждого православного именем) я оторвался от опекуна, смешался с толпой. Кругом ликовали, везде валялись какие-то бывшие заграждения, под ногами хрустело стекло разбитых окон. Я проскочил сквозь оцепление Руцкого, забежал по ступеням на площадку перед входом в мэрию. (Почему-то хотелось узнать, что происходит внутри.) Военный с автоматом выскочил на площадку:

— Назад! Назад! — кричал он.

Я покинул площадку, направился к тройным оцеплениям Дома Советов. Осада была снята. В проходы между витками колючей проволоки шли и бежали люди. Я перелез через баррикадный завал. Еще горели кое-где ночные костры защитников, но сами защитники уже смешались с толпой, казалось, что уже никто не охранял подступы к Дому Советов...

Я прошел к восьмому подъезду, протолкался к дверям, где стоял пост. Меня знали тут по предыдущим визитам и пропустили.

Что происходило внутри? Ликовали, кажется, все, даже подосланные провокаторы. Одни иностранные корреспонденты и телевизионщики не выражали восторга. Все поздравляли друг друга. Я прошел на балкон, нахально уселся в ложе для гостей и газетчиков. Чья-то телекамера усиленно снимала мою персону. Поздоровался с Умалатовой, сидевшей сзади, начал разглядывать депутатские ряды внизу. Ярко горели люстры, участники съезда поспешно собирались на заседание. Вот в середине зала показался бледный до желтизны Руслан Хасбулатов, улыбаясь и отвечая на поздравления, он продвигался к президиуму, какая-то дама поздравила его поцелуем. Он прошел в президиум, сказал короткую речь, сообщил, что мэрия взята, “Останкино” тоже, на очереди Кремль. В ответ радостные аплодисменты и крики "ура"...