Дмитрий Губин - Под чертой (сборник)

А что такое личность?

А что такое человек?

А что такое жизнь, смерть и бессмертие?

А если человек равен информации о нем, то как фиксируется эта информация и можно ли ее копировать? (Потому что квантовые состояния, например, не копируются по определению).

Я не просто так эти(ми) вопросами задаю(сь). Еще в 1960-х американский историк науки Томас Кун в своей книге «Структура научных революций» (найдете без труда в электронных библиотеках!) высказал идею, что революция, оставляя научные термины прежними, наполняет их новым смыслом: так это, например, случилось с понятиями «времени» и «пространства» после Эйнштейна.

Вот, скажем, на конгрессе в Москве всерьез обсуждали создание аватара – небелковой копии человека, технологически превосходящей его. И отдельные элементы аватара – включая конечности или воспроизводящую мимику лицо – можно было на конгрессе не только увидеть, но и потрогать. Так вот: грядет ли нам на смену сверхчеловек? Что будет значить «человек» после прохождения точки сингуляции? Останемся ли мы людьми в новых телах? Имеет ли перспективы трансгуманизм, предполагающий развитие человечества в телах нечеловеческих?

Теория Дарвина ведь не тем потрясала основы, что вывела человека от примата без посредничества высшей силы. А тем, что убрала человека из конечной цели эволюции, а саму эволюцию определяла как спонтанный процесс приспособления к внешним условиям. То есть Дарвин первым сказал, что мы – не венец всего сущего, а в некотором смысле случайный результат того, куда природная кривая вывезет.

Я пишу об этом оттого, что, прослушав полсотни докладов ученых умов, услышал вопросы, которые может задать каждый, но ответа на которые не знает никто.

Я пишу и потому, что, будучи погружены в собственные, маленькие, локальные парадигмы (например: как сменить свою иномарку на новую, не уйдя в овердрафт по выплате ипотеки? Или: следует ли голосовать против Путина, увеличивая тем шансы на появление в России автобанов, а также непропагандистских каналов телевидения? – здесь я парадигмы и схемы перевел в форму вопросов) – мы забываем о глобальных изменениях, которые могут перечеркнуть и наши глупости, и мелкие злодейства.

Что произойдет, когда машина по разуму сравняется с человеком?

Следует ли признать права человека за искусственным интеллектом или за человеческим интеллектом в искусственном теле?

Каковы будут источники энергии в мире, где кончится нефть?

Сможем ли мы передавать электричество по воздуху, а добывать его из солнечной энергии, как об этом докладывал на конгрессе академик РАЕН Дмитрий Стребков?

Есть ли квантовое объяснение тому, почему мы не можем предсказывать будущее?

Изменяет ли информационная эпоха наши представления о том, что есть жизнь и что есть смерть?

Кто после человечества?

Какие там Путин, Обама, Саркози, Навальный, Сирия, Ближний Восток, оппозиция, коллекция весна-лето 2012, айпэд, айфон!

Перед нами открылась бездна, звезд полна. Звездам числа нет, бездне дна.

P.S.

Пока не забыл, вдогонку.

1. Футурологу не мешает знать, что приличная визитная карточка способствует коммуникации.

2. Если есть идеи о том, как осчастливить человечество, пишите об этом увлекательную – подчеркиваю – книгу. Например, серьезная научная Ричарда Докинза «Расширенный фенотип» (я ее сейчас читаю) начинается с завораживающей фразы «Этот труд – беззастенчивая пропаганда. Я прямо выступаю за вполне определенный взгляд на животных и растения и за определенный способ изучения того, почему они делают то, что они делают». А книга Джареда Даймонда «Коллапс» (о том, почему исчезают цивилизации) начинается с описания двух молочных ферм, одна из которых умерла, а другая – процветает. Сравните с российскими научными трудами.

3. Большую Историю (то есть историю Вселенной, начиная с Большого Взрыва) в России неплохо бы преподавать.

4. Сумасшедшие в футурологии не исчезнут, но перестанут профанировать футурологию, когда общество начнет обсуждать проблемы будущего столь же увлеченно, сколь и проблемы настоящего.

2012

Творческий класс России накануне выборов оказался не просто расколот. Стороны от раскола перешли к взаимному оплевыванию. Пора остановиться.

У фронтмена группы «Странные игры» Виктора Сологуба непростые времена: на него ополчились друзья. Увещевают, взывают – кто к совести, кто к разуму. Целая буря в фейсбуке.

Сологуб – динозавр русского рока. Из тех, кто играл еще в ленинградском рок-клубе на Рубинштейна.

Я с ним немного знаком, а моя жена – так хорошо знакома. Стихи француза Филиппа Лебо к песне «Солнце встает над городом Ленина» переводила именно она (Джоанна Стингрей, к слову, позже перевела их на английский).

Что случилось с Сологубом? Ничего особенно. Он сказал, что будет голосовать за Путина, – только и всего. И еще сказал, что проклятый Запад хочет Россию сгубить посредством оранжевой революции.

Благодаря социальным сетям точка зрения Сологуба стала всем известна. И все его друзья – и режиссер и клипмейкер Кальварский, и музпродюсер и светский волк Аркаша Волк, и дизайнер Дмитриев, и ресторатор Парпаров – дружно и публично призывают его одуматься. А он в ответ перепощивает тексты типа «однополярная милитаристская машина США навязывает миру…», называет рассылку от белоленточников «какашками» и радуется, что митинг в поддержку Путина так много народу собрал.

Ситуация – совершенно невозможная до декабря 2011-го, до выборов в думу, до протестов, до арестов и снова протестов.

Потому что до декабря считалось по умолчанию, что творческий класс, то есть те, кто работает со смыслами, они:

а) монолитны в своих взглядах на происходящее в России;

б) они против того, что происходит в России, а происходит в ней владимирпутин (в одно слово, с маленькой буквы).

То есть что все мы – такой коллективный гражданининпоэт, где Быков от пишущих, Ефремов от играющих, а Васильев от творческих управленцев.

Выяснилось – ни фига подобного.

Ситуация больше напоминает времена после Октября 1917-го. Тогда лучшие (Горький, Бунин, Цветаева, Репин, Рахманинов) уехали или (Пастернак, Мандельштам, Ахматова) скрылись во внутренней эмиграции, однако и большевистскую власть остались воспевать не худшие: что прикажете делать с Есениным или Маяковским (да и Пастернак пару раз не удержался)? А, черт побери, уж Блок-то, Блок – с его «Двенадцатью», «в белом венчике из роз впереди Иисус Христос»?!

И можно, конечно, теперь говорить (обращаясь мысленно к Сологубу), что Маяковский, Блок и Есенин за свой выбор заплатили сполна, а Горький, вернувшись, скатился в бесплодие, – но ведь такой они выбор делали сами? Сами. Безо всякого принуждения.