Дмитрий Губин - Под чертой (сборник)

«Путешествие» – скучная, назидательная, неумелая книга, где школьник с интересом листает лишь страницы про Яжелбицы (там про сифилис) да Валдай, где «всякого проезжающего наглые валдайские и стыд сотрясшие девки останавливают и стараются возжигать в путешественнике любострастие». Забавно, однако, то, что под Валдаем и сегодня находится мотель, где всякого проезжающего встречает билборд «Сауна и массаж круглосуточно».

Впрочем, трасса М10 не только об этом.

Она о том, как русское борется с русским.

И это не всегда борьба на уничтожение, как может показаться в умерших от рассечения мечом трассы деревнях, с их развалившимися пятистенками, шокирующими после жирного, показного блеска столицы.

Это о том, что русское бывает разным. О том, что дорога смерти может быть и дорогой жизни. О том, как разные люди, по-разному объединяясь, выбирая разные формы дела, становятся то героями, то негодяями. Потому что на М10 представлено все – от индивидуальной воли до гаишной опричнины. И это история не только о том, как бездушное «государство», слуги которого строят себе дворцы, но не могут построить обычного шестирядного автобана (это вообще история не про логистику и не про царей, хотя, конечно, про царей и логистику тоже). М10 – история об эволюционном отборе, о жизни вообще.

Это, например, история о тупике личной воли, не облагороженной ни образованием, ни сочувствием, и выродившейся в бытовой произвол. Когда М10 в девичестве еще называлась E95, на ней появились частные заправки и харчевни, от чего я пребывал в восторге, потому что – вот! свобода! капитализм! Но на частных заправках бензин разбодяживали, а в частных шалманах под видом «жаркого в горшочке» кормили дерьмом: все равно уедут и не вернутся. Помню, в ресторанчике под Валдаем, стилизованном под избу, я толкнул дверь в ночи. В полутьме пахнуло жаром. Плеснули ляжки в сиреневых рейтузах. Это на лавках, натопимши печь, а потому сморимшись, дрыхли девки, подавальщица и повариха. Я заказал жаркое. Они, подрыгивая колбасою телес, принесли нечто полусырое: свинину с кровью. И так и не поняли, чем я недоволен. Им было плевать, скрутит меня в поносе в пути или нет. А чо?

Я и сегодня на всю трассу знаю лишь одно приличное заведение, который держат беглые азербайджанцы, а прочее пролетаю мимо: невкусно, грязно, равнодушно, телик орет.

То есть частное – оно бывает всяким, что, вроде бы, и так ясно, но, видимо, не вполне. Скажем, в Крестцах это частное обрело вид придорожных рядов с самоварами, где потчуют чаем и сбитнем. А на новгородской объездной – вид рядов керамики, солений и варений. А в Бахмаре – двухметровых синих плюшевых зайцев. А под Барвихой – леща и угря во всех видах копчения. Земля наша богата.

И корпоративное тоже не всегда бывает бездушным, то есть стандарт бывает и цивилизующим. Скажем, M10 последних лет – это история пожирания разномастных мелких заправок крупными сетями. И сети задают стандарт, хорошо описанный Хемингуэем в рассказе «Там, где чисто, светло». У сетей при заправках непременны магазинчик, туалет и кафешка, в которой точно не отравят. Причем большие компании способны меняться. Осенью 2010-го, в разгар скандала с аварией «мерседеса» вице-президента «ЛУКОЙЛа», я заехал на «лукойловскую» заправку. На вопрос, где туалет, заправщица осклабилась: вся Россия – наш сортир! Я это, при виде загаженных обочин, и без нее знал, но все равно в ярости я сообщил интернету, что мы с «Лукойлом» на наше любимое Отечество нагадили в буквальном смысле. Вскоре получил ответ от пресс-службы: простите, бога ради, больше такого не будет, у нас теперь на каждой заправке есть туалет, вот полный список. Я проверил – правда.

Да и загаженные обочины нередко стали чистить люди в дорожной униформе, то есть государевы слуги, а вот загаживать их продолжают водилы-частники, которые плевать хотели на мир вне кабины.

И, кстати, именно это обстоятельство научило меня не заявлять по-дурацки, что государство – это всегда плохо, а либерализм – всегда хорошо.

Просто я действительно не могу понять, отчего русский человек, согласившись передать часть своих прав государственной монополии (дороги – это ведь госмонополия, дорогу не может построить ни Алекперов из своего кармана, ни целый «Лукойл»), не может потребовать от царя строительства автобанов. И отчего царь, могущий провести и войну с братьями во Христе, и зимнюю Олимпиаду устроить на юге, не может построить банальных дорог. Загадка. Непостижимость. Я не про конкретного царя – и Екатерина не могла построить, чему свидетелем Радищев, и Александр не мог, чему свидетелем Пушкин, и Николай, чему свидетелем де Кюстин. Гитлер у немцев почему-то мог, а у нас Сталин – уже не мог.

Может, нам нужно просто дожить до времени, когда мы почешем-почешем репы, и скажем: ну их на хрен, эти дороги. Не умели строить, не умеем и не будем уметь – давайте-ка перескочим через этап, как предлагает, например, знаменитый дизайнер Владимир Пирожков. Тот самый Пирожков, который работает в дизайн-центре Toyota в Ницце, и который руку приложил и к «Сухому», и к Citroen C3. Идея его в связывающих страну беспилотных воздушных линиях (для летательных аппаратов которых Пирожков придумал сверхлегкие губчатые корпуса из металла с газом). Пирожков считает, что так будет и быстрее, и дешевле.

А возможно, мы свои автобаны просто еще не выстрадали. Как французы выстрадали кровищею революции право быть прекрасной Францией (с отличной, кстати, системой дорог, а также скоростных поездов и поездов метро, превращающихся в электрички).

Потому что, есть такое предположение, трехдневная пробка на М10 – просто репетиция того, чего все обреченно ждут. Репетиция времени «Ч», когда Москва застынет в Великой Пробке, и будет стоять и день, и два, и три. И не расчистит проезд ни ФСБ, ни ФСО. И больные будут умирать в «Скорых», а женщины рожать на задних сиденьях, а мужчины мочиться в штаны, потому что не открыть будет дверцу. И только всадники черные на конях бледных будут лететь с востока на запад, давя копытами «мигалки», вдоль трассы М10.

Про которую я до этого снегопада знал практически все – кроме того, что она официально называется трассой «Россия».

2012

Я вот думаю – как получается, что милейшие люди, стоит им объединиться во имя общего блага, производят в итоге черт-те что? Например, современную Российскую Федерацию?

В один замечательный день катящегося к закату 2012 года я гулял по парку, слушая по mp3-плееру философа Фридриха Ницше, устами Заратустры внушавшему мне, что человек есть то, что следует превзойти.