Дмитрий Губин - Бумажное радио. Прибежище подкастов: буквы и звуки под одной обложкой

Такая жизнь, понятно, нервировала и раздражала. Куды прете. Редкие сволочи были советские граждане в очередях.

Когда же великая держава рухнула – что стало, боже ж ты мой, трагедией и катастрофой – был сделан вывод, что когда исчезнет дефицит, то все станут добры.

Мечты сбываются: любой может купить в кредит иномарку. Однако место прежнего хамства (за которым стояла извращенная, но родственность душ) заняла нервическая стервозность. И чем дороже магазин, тем градус стервозности выше; в бутики же, не попив валерьянки, лучше вообще не заходить.

Продавщиц там можно понять: у них ноги от шеи и выдающиеся во всех смыслах груди, но покупатели везут на Рублевку и в Комарово не их, а колечки от Tiffany. И покупателей можно понять: они без колечка от Tiffany не получат того, чего когда-то получали по любви, по пьяни, по глупости, – но бесплатно. То есть сегодня в России общаются не люди с людьми, а деньги с деньгами. А если бы деньги были живыми, они бы непременно нервничали – от того, что их переплачивают или вкладывают не туда.

В принципе, тема нервной расплаты за подмену людей деньгами – не только российская. Скажем, American Beauty – фильм наполовину об этом. «Осторожно, ты прольешь пиво на диван!» – «Но это же просто диван!» – «Нет, это не просто диван!» – и все, больше ни любви, ни семьи. В России этот сценарий прокручивается повсеместно. Забота о детях – это хороший логопед, ортодонт, школа, репетитор, вуз. Забота о родителях – это ремонт в их квартире, отвоз на дачу, привоз продуктов. А на стыках людей и денег – сбой и крик: «Ты разрисовала обои! Ты хоть понимаешь, во что нам обошелся ремонт!» «Мама, что ты сделала с газонокосилкой! Она стоит безумных денег!»

Ну да, вложения не окупаются; деньги нервничают. В России нынче все сплошь деньги, и все можно за деньги, и деньги дико злятся, если чего-то нельзя, и бибикают у тебя за спиной (потому что их бибикалка дороже твоей), и будут бибикать.

В мировом сервисе есть понятие «отельной культуры». Смысл не в том, что «все включено» или в отделке мрамором, а в том, что в клиенте видят человека, в работе – радость, а в деньгах – только индикатор хорошего труда.

Знаете, почему сейчас, почти как в СССР, все так и нетерпимы, и злы, и нервны? Потому что отели есть, а счастья нет. И все ждут, что общий отель обанкротится. Там даже повод будет неважен – отказ ли Европы от углеводородов или неэффективность зажравшейся власти.

И все это понимают, но все пока только и делают, что делают деньги.

28 апреля 2009

http://www.podst.ru/posts/2690/

Первый раз встав на горные лыжи в возрасте 42 лет, я в них влюбился.

Такие внезапные страсти порою случаются с мужчинами в середине жизни.

Я стал проводить на лыжах все свободное время. Я катался в Куршевеле и на Пухтоловой горе, в Санкт-Морице и в Степаново. Не было такого пригорка, на который бы я ни кидал взгляд: годится ли он зимой для спуска?

Горные лыжи научили меня тому, чему не могли научить ни велосипед, ни плавание. Не бывает двух одинаковых гор. Один и тот же склон ведет себя по-разному в зависимости от погоды. Следовательно, и ты должен быть готов к тому, чтобы меняться. Так крутые, но мягкие склоны учили меня развороту с упором. А обледеневшие склоны учили технике пчелы, когда мгновенно жалишь лед и тут же меняешь вектор полета.

И тут в моей обычной жизни стали происходить такие же изменения. Раньше, например, я ужасно боялся остаться без денег, и, когда терял работу, хватался за любую, часто приносившую разочарование. И я перестал хвататься за деньги, которые все равно сбрасывают с себя, как лед на склоне. Дорогие спортивные автомобили точно так же стоят в московских пробках, как и автомобили дешевые.

Я стал по-другому прокладывать жизненный маршрут. Стал заниматься историей и учить французский. А когда потерял работу главреда журнала, не стал искать подобную. Зачем? Этот этап в прошлом с его напрасно потраченным на вечеринках временем. Зато в этот момент у меня безо всяких усилий появилась работа на телевидении.

Как я теперь понимаю, многих людей нынешний кризис пугает вовсе не резким движением вниз, а тем, что они привыкли к стабильности, то есть к единственной технике. И вдруг изменились уклон, скорость, погода.

В одной неплохой книжке по горным лыжам я прочел точное замечание, что агрессивный стиль катания не означает большую скорость. Агрессивный стиль катания означает готовность в секунду изменить стиль катания. Потому что изменился склон.

Мне очень понравилось это определение.

Я стал – как бы это получше сказать? – агрессивнее. Не в смысле грубости или безжалостности к тем, кто слабее. Скорее, наоборот. Просто я стал готов к любым переменам, понимая, что жизнь в основном из них и состоит.

Кризис? Разовьем скорость побольше и применим технику резаного поворота.

И волшебная снежная пыль взметнется за нами.

5 мая 2009

http://www.podst.ru/posts/2728/

Так сложилось, что я – довольно неожиданно для себя – стал вести программу на канале ТВЦ, вместе с Дмитрием Дибровым. Программа выходит в ночь с воскресенья на понедельник, когда нормальные люди уже спят, но все равно находятся ненормальные, которые потом пишут мне и спрашивают:

– Да неужели вам интересно с Дибровым?

Подразумевается – как может быть интересно с тем, чей стремительный, свечкой вверх, блистательный телевизионный дебют случился двадцать с лишним лет назад?

А мне вот с Дибровым действительно интересно. Потому что только Дибров, когда мы расспрашиваем Максима Галкина, и речь заходит о каком-то нереальном, в духе Людвига Баварского, замке, который Галкин построил для себя с Пугачевой в деревне с названием Грязи, способен увязать это строительство с эстетикой Гегеля. Дибров один из немногих, кто не боится говорить про Гегеля. За год работы с Дибровым я выучился одному каверзному вопросу, каковым является вовсе не вопрос о личной жизни. Если я хочу задать вопрос, ставящий человека в тупик, чтобы посмотреть, как он из тупика будет выбираться, то спрашиваю: «А что вы сейчас читаете?»

Большинство людей не способно припомнить название книги, лежащей у них на тумбочке возле кровати – потому, полагаю, что не лежит у них там вовсе ничего. И даже спроси я, какой фильм или спектакль на наших героев в последнее время серьезно повлиял, – думаю, они бы тоже не нашлись, что ответить.

Почему-то герои нашего времени таковы, что их мозг, в отличие от мотора их автомобиля, не нуждается в заправке. Если они милы, симпатичны и часто мелькают на телеэкране – этого уже достаточно, чтобы их считали героями. Больше того: в наше время ум перестал быть тем, что превращает человека в героя.