Дмитрий Губин - Записки брюзги, или Какими мы (не) будем

Метросексуализм как обозначенное явление – щит для тех из городской фауны, кто хотел бы погорячей, но дрейфит. Метросексуализм в качестве модного явления – крепкий щит. «Я», определенное неважно как – как синий чулок или синяя борода – всегда ощутимо весомее неопределенного «я». Особенно, если возможен выбор не только между манерными парнями и парнями вообще без манер. Боязнь сделать шаг к соблазнам большого города почему-то всегда оборачивается прыжком в раннюю старость. Это когда носят сандалеты с носками не только в буквальном смысле. Ранняя старость – это стиль неплохих ребят: надежных, простых, работящих. Но все же немного колхозных. С ними тоскливо. Мы ж не на переборке подгнивших перцев.

Метросексуалы – прикольны, ярки, соблазнительны. Бекхэм – в котором есть все от Майкла Джексона, Джорджа Майкла и Боя Джорджа – тем не менее, настоящий мужчина, играющий в настоящую мужскую игру.

Держу пари: маечка-стретч, оказавшаяся для выхода в свет слишком педовой, припрятана в каждом третьем мужском гардеробе.

Что касается трусиков-стринг, то можно подождать, пока не прикупит Бекхэм.

Или, может быть, Симпсон?

2003

Глава радиостанции «Юность», мой коллега по Alma Mater, пижон Мушастиков на вопрос об отношении к молодежи возопил:

– Бить ее надо! Бить! Двадцать четыре часа в сутки! Ногами! – сверкнул модными очками (у него к выпендрежным оправам слабость), прыгнул в иномарку и умчал.

Присутствовавшие при этом – хмыкнули.

Зря.

В поколениях сорокапятилетних циников и тридцатилетних яппи вдруг заколосилась привычка сюсюкать над тинейджерами, роняя скупую мужскую слезу в стакан с Jack Daniels. Ведь они гоняют на роликах по Невскому и Кусково. С детства болтают на двух языках (а мы-то, оболтусы?). Они не голимые лохи, они заливают грин в понтовый пластик.

Угу. Надень рюкзачок с Микки Маусом и завались к ним на тусовку.

Умиление перед «растущей сменой» – всегда признак собственной неполноценности: клетчатый пиджак на Евтушенко (русск. сов. поэт, если забыли), так и не поверившего, что без пиджака признают. «Я знаю, что живет мальчишка где-то, и очень я завидую ему…».

Тьфу.

На самом деле нынешние teens – душевно хилое, неприкаянное поколение, тяготеющее скорее к идеологии просоветских бабушек и дедушек, чем постсоветских пап и мам.

Это сорокапятилетним кажется, что «Идущие вместе» куплены майкой-пейджером-жвачкой. На самом деле, восемнадцатилетним комфортнее идти вместе. И бить «извращенцев». Им нравится быть новыми комсомольцами: духовными, сплоченными, идейными.

Это мы воротим нос при словах «в советское время», но для совсем новых русских Брежнев – симпатичный, даже прикольный дядька. Совсем новым хотелось бы пионерского лета, комсомольских строек, парадов на Красной площади, Гагарина в космос, собрания со знаменем, общего дела, бей, барабан, взвейтесь кострами. У них Андропов – этот гэбэшный арматурный пруток, верящий, что палочки должны быть «попендикулярны» – в героях, в Че Геварах. Они на стороне команданте Фиделя. Сталин «сделал страну великой».

Это не пелевинский стеб. Не пивняк «Жигули» с дизайнерским бетоном, не серпастые маечки от Симачева. У них искренняя любовь к СССР. К тому СССР, о котором среди нас неприлично поминать.

Я новых молодых ценю так же низко, как гринписовских идиотиков, в борьбе за права животных готовых порезать людей на меха. И так же боюсь: вдруг граница потеряет контроль.

Сорокапятилетних прожженных циников, прошедших школу фарцы с одновременной борьбой за избрание в комитет ВЛКСМ, хрен чем сломаешь: вывернутся. Тридцатилетние яппи при оверкиле переведут семью за бугор по безналу. А наших детей можно мять, лепить, ломать. Любой ветеран прошлых битв, старикашка из ДЭЗовского актива, с волоснею в ушах и ноздрях, склонит их к чему угодно, прям по Сорокину.

Детишкам интересно и хочется в пионеры у Мавзолея. Они готовы отдать за величие страны и свою жизнь, и нашу, не говоря уж про священную собственность.

Самые консервативные, кондовые звонки в моем прямом эфире на радио случаются либо от дедков, для которых даже старость кончилась, либо от юных. «В СССР была духовность», «у вас в молодости были идеалы». Писатель Дима Быков на «Маяке» вел программу «О чем нельзя», таскал на нее дюжину каких-то там студентов-школьников, так и они были такие же точно – уроды, гоблины: «В школе нужны уроки православия», «я за соборность». Это при быковском-то прогрессизме.

Мы по сравнению с этою мелкою шушерой – алмазы, кремень, гранит.

Мы, железно осознавшие мужскую ответственность. Мы, превратившие нацию нытиков, у которых все величие – в космосе, а дома – вечнотекущий желто-засранный горшок, в нацию трудоголиков. Мы, оплачивающие их английский, их тусовки, их поездки, их чегеварные маечки, их совковую тоску.

Железные и циничные настолько, что непринужденно обосрем искренность любой веры. Ценящие реальность, а не идеи. Напрочь забывшие, что в 13, 14, 15, 19 лет нужен прометеев огонь, взыскание смысла, безо всяких ироний и фиг в кармане. Нет ничего слаще для подростка, чем умереть за идею.

Я не беру глупых родаков, бросивших наследников на бабушек или прислугу. Но и самые продвинутые способны максимум на то, чтобы не лечить ребенка, позволив ему быть таким, каков есть. (О, это очень прогрессивно: позволить быть таким, какой есть!)

Беда в том, что в пятнадцать не знаешь, каков ты есть. Ты ищешь форму. И ради нее готов отдать себя, как девушка, кремлевскому старцу, коммунистической (что, режет глаз? Беги к офтальмологу, старичок. Вытаскивать соринку. В приватизированный центр Федорова) – идее. Ведь плебейское «Россия для русских» звучит по-настоящему мощно. Это не водопроводный кран от Филиппа Старка.

Я не собираюсь писать дурости, что они устроят в Москве Париж 68-го, пожгут троллейбусы и пустят кишки преподам (и даже азеров будут бить не они). Все будет хуже. Они даже из дома в сторону Вудстока не уйдут. Они будут жить с тобой, брать у тебя бабки и знать, твердо знать, что ты и все твои ценности – говно.

Они – козлы. Но и ты в козлиности равен им.

Кто из сегодняшних взрослых способен поговорить, хоть сам с собой, о смысле жизни? Кто способен не палить пух на рыльце православия, а объяснить причины самосожжения Аввакума? Ты хоть одно имя – я даже не о сути, а о бирке, о знаке – из современного объяснения мира знаешь? Ты хотя бы в критериях Барлоу с его Cybernomics или Фукуямы с «Концом истории» смысл мироздания объяснить можешь?

Милые, понятные мне, и даже не старые козлы!

Мы парнокопытно сегментировали мир. А из наших профессиональных сфер, как в абортарии, вычистили высший смысл и тайну. Мы знаем, что иной кары, чем жизнь, не будет, а наши жизни застрахованы в приличных компаниях.