Дмитрий Губин - Записки брюзги, или Какими мы (не) будем

Ха, элитное жилье! Дался вам там непременный подземный гараж – разве не удобнее прыгать в машину, запаркованную на улице у подъезда, чем спускаться в подземный бункер и ждать, пока поднимутся-опустятся ворота?

И откуда, черт побери, эти требования по поводу консьержки? Что, все сторонники консьержек ведут примерную семейную жизнь? А веселые холостяки? А не менее веселые вдовы и просто дамы? Они и вправду хотят, чтобы консьержка точно знала, с кем и как долго они уединялись за своими элитными дверями?

А как можно гордиться тем, что живешь в монолитном железобетоне? Что тебя окружают не дерево, не камень, не луг и не озеро, а цемент с железными прутьями внутри?

И главное – зачем нужно отгораживаться внутри своих элитных кварталов от мира, формируя гетто? Я однажды был приглашен на презентацию в пентхаус «Алых парусов». Там была пробка на въезд в охраняемый двор, потому что машины были у всех, а шлагбаум на всех был один. Потом очередь томилась в ожидании пентхаусного лифта, потому что небесные чертоги были рассчитаны на бал с Наташей Ростовой, а лифт – лишь на трех персон, и то при условии, что третья будет собачкой, вмещающейся в сумочку второй. Приглашенные плевались и уходили (я плевался, но полчаса ждал своей очереди).

Или еще: может кто-нибудь объяснить, почему элитная квартира непременно бездарно спланирована? Почему там всегда есть гигантский темный холл, превышающий по размеру гостиную? Отчего любая «сталинка» на фоне нынешней «элиты» – просто палладианский эталон?

Даже «брежневское» типовое жилье – только не смейтесь! – кажется мне в чем-то более человечным, чем сегодняшнее. Там, например, в подвалах водились клетушки-сарайчики, где хранили не только консервы, но велосипеды и лыжи. Спрашивается: где в своем монолитном железобетоне хранят лыжи и сноуборды российские завсегдатаи Куршевеля и Мерибеля?! В гостевом санузле или в гардеробной? Почему ни в одном, черт бы его подрал, элитном комплексе я ни разу не встречал ни велосипедной стойки (не говоря про галошную), ни места для колясок? Почему при входе в элитнейшие дома нет ванночек для собачьих лап?! Почему у всех так усохли мозги, что ни архитекторам, ни девелоперам, ни риелторам, ни жильцам – все перечисленное не кажется важным?!!

В ярости я хватаю гусиное перо и строчу email своей давней подруге, главреду журнала «Мезонин» Наташе Барбье. Помимо красоты, я люблю Барбье за ироничный ум. Собственно, я спрашиваю у нее совета – каким должен быть идеальный элитный дом.

И получаю с голубиной почтой ответ: дорогой, а ты сам не знаешь? Пентхаус, но никаких штор на окнах. Система «умный дом», но домработницу к системе не подпускать. Большие белые диваны, и все вообще черно-белое, но девушкам и геям можно розовое или зеленое. Огромная стальная кухня, но готовить не обязательно. И двери из небьющегося стекла – чтобы их, в отличие от башки, не разбили. И никаких фотографий родни и друзей, и никаких красных носов во время простуды, и из комнат самая главная – гардеробная: для показа гостям. И никаких любимых заношенных халатов, потому что могут засечь из пентхауса напротив. И живи, дорогой, в этом добре счастливо.

– Барбье, – откликаюсь я, – в такой заднице невозможно жить счастливо.

– А кто тебе сказал, – отвечает она, – что элитный дом создан для счастья? Вовсе наоборот.

Она, конечно, сговорилась с экспертом Захаровым.

Многие обеспеченные, образованные, но при этом тертые жизнью российские граждане убеждены, что счастье – это товар. Понятно, что это дорого, но все же бутик по продаже счастья есть: возможно, про него написано в свеженьком Robb Report.

Я вполне могу этих людей проконсультировать по ходовым качествам Mercedes SLR MacLaren или вкусовым качествам ресторана Cinq в парижском отеле George V.

И машины, и рестораны доступны за деньги.

Но счастье – не-a. Там в ход идет такая глупая, наивная штука, как работа души.

Поэтому все больше и больше, за все большие и большие деньги, в России будут покупать демонстрацию счастья.

Поскольку, повторяю, счастье не купить.

2008

Самонадеянность должна быть наказуема. Мне наказанием были потерянные две тысячи девятьсот шестьдесят два рубля шестьдесят копеек и четыре часа времени: у меня исчезла машина. С платной стоянки на площади трех вокзалов.

У среднего класса в чести экономия, я не исключение. Я знал, например, что, уезжая в Петербург, глупо оставлять машину на стоянке за шлагбаумом прямо у перрона: обойдется в восемьсот рублей за ночь. Шлагбаум поодаль снижает цену до пятисот. Но парковаться нужно, разумеется, не за ним, а рядом, где призывно машут руками парковщики в униформе: ночь тогда будет стоить триста. И квитанция на руки, чин-чинарем.

Тогда я не знал, что махальщиков заступает на работу двенадцать человек в смену, по две смены в сутки, и каждый в конце работы обязан отдать бригадиру две тысячи рублей. Сорок восемь тысяч за день – неплохая прибыль с торговли воздухом, ибо ни парковщики, ни их бригадир, ни тайный босс бригадира никакого права парковочным бизнесом заниматься не имеют, а фальшивые квитанции покупают по пятьсот рублей за сто штук.

Об этом, да и многом другом, мне рассказал мой новый друг Эльмар, и я вас непременно с ним познакомлю, вдруг пригодится.

А пока – вот моя ситуация. Педелю назад замечательным утром я возвратился «Красной стрелой» в Москву Настроение было прекрасным, как прекрасным оно становится всякий раз, когда на перроне звучит гимн столицы нашей Родины, в котором особо радует рифма поэта Газманова «по просторам твоих площадей / шагают шеренги бойцов». Летящей походкой я направлялся в сторону трехсотрублевого паркинга, не обращая внимания на настойчивое «Эй, друг, машин нэ нада?» – и лишь отмечая с удивлением, что обычно суетящихся парковщиков что-то не видать. А потом я понял, что моего авто не видать тоже. Совсем. Вот пустая парковочная разметка, на которой я его оставлял. И тут я с ужасом осознал, что мне теперь «машин нада». Пусть даже то, что Эльмар называет «машин», является старомодным ветхим «жигулем». «Что, друг, пропал машин? Нэ волнуйся, щас найдем! Есть три мэста, куда эвакуируют! Нэ волнуйся, я каждый дэнь чужой машин нахожу! Меня Эльмар зовут!» – кричал Эльмар.

То есть я, без сомнения, попал в ад, но Вергилий у меня был.

Когда человек неправильно паркует машину, ее отвозят на штрафстоянку, это называется эвакуацией. Когда человек оставляет машину на парковке, а машину отвозят неведомо куда, это, по-моему, называется угоном, даже если угон осуществляют ГИБДД и МВД. А вот как назвать процесс, когда под носом ГИБДД и МВД работают фальш-парковки, с которых потом машины эвакуируют, я не знаю. Чума на все их дома до третьего поколения.