Олесь Бузина - Воскрешение Малороссии

Президенты-националисты, начинавшие верными сыновьями КПСС. Советские поэты из петлюровских «подстаршин» — тот же Сосюра, например. Наконец, хрестоматийные янычары, разговаривавшие в своих казармах на украинском языке и резавшие братьев-славян во имя веры Пророка.

Но даже среди этих перерожденцев личность Михала Чайковского заслуживает отдельной главы в анналах истории. По самой распространенной версии, он родился в 1804 году на Волыни в семье польского помещика. До сих пор там есть его родовое село Гальчинцы на Житомирщине. После третьего раздела Польши в конце XVIII века эти земли отошли к Российской империи, но по этническому составу напоминали слоеный пирог. «Доброе» царское правительство сохра­нило там, как и на всей Правобережной Украине, поль­скую шляхту. Поэтому местные помещики разговаривали по-польски и мечтали о восстановлении Речи Посполитой, по крайней мере, по Днепр. О чем мечтали волынские мужики, разговаривавшие по-малороссийски и посещавшие по воскресеньям православную церковь, сложнее сказать. Наверное, о новой Колиивщине, чтобы перерезать всю эту шляхту и больше не ходить на пан­щину.

Оградить себя от этого народа польские помещики, естественно, не могли. Вырастая в окружении украинских крестьян, они волей-неволей усваивали простонародную речь и проникались местным фольклорным духом. Таким чудаком был дедушка Михала. Он вообразил себя современником гетмана Сагайдачного и польских королей периода величия Речи Посполитой, переодел всю свою дворню на казацкий лад и с утра до вечера проводил время в попойках, охотах и танцах.

К тому же в роду Чайковских прослеживалась сильная наклонность к безудержному вранью в духе барона Мюнхгаузена. Матерью Михала была Петронелла Глембоцкая — типичная польская шляхтянка, происходившая из рода, который прибыл в поисках поживы на Волынь из исконной Польши еще в XVIII веке. Никакими особенными историческими заслугами это семейство не отличалось. По сей причине они любили врать, что име­ют отдаленное родство... с гетманом Иваном Брюховецким — знаменитым участником Черной Рады и джурой Богдана Хмельницкого.

Еще одной семейной легендой была басня, что один из предков Чайковских — некий Чайка — погиб при ликвидации Запорожской Сечи русскими войсками. Это была совсем уж наглая выдумка эксцентричного дедули Михала, допившегося в своей волынской глуши до чертиков. Как известно. Сечь пала без единого выстрела. Запорожцы добровольно сдались генералу Текелию, после чего разбрелись, кто куда. Если мифический «прародитель» Чайковских запорожец Чайка и существовал, то -погибнуть он мог, только спьяну утонув в днепровских плавнях вокруг Сечи.

В 1830 году поляки восстали против России. Михал Чайковский был к этому времени уже довольно большим 26-летним оболтусом, успевшим жениться, поучиться в Варшавском университете и послужить в одном из польских кавалерийских полков, входивших в русскую армию. Немногие ныне помнят, что после наполеоновских войн, в которых поляки воевали на стороне французов,

Польша вошла в состав Российской империи под именем Царства Польского со столицей в Варшаве. Российский император Александр I принял присягу как польский король. Польша имела отдельные законы, парламент и, самое главное, целую армию, в которой служили ветераны все тех же наполеоновских войн, в свое время участвовавшие в походе на Москву 1812 года. Видите, каким «ужасным» был российский великодержавный «деспотизм»!

Возможно, кто-то спросит: чего же не хватало полякам, если они решили снова взяться за оружие? Свободы? Но их у нее было больше, чем у кого-либо в Российской империи! причина восстания лежала в польском империализме. Как и русские, поляки тоже имперская нация. Они тоже претендуют на особую роль среди славянских народов и до сих пор болезненно переживают то, что это первенство у них перехватила Россия.

Целью польского выступления 1830 года была полная независимость и захват Правобережной Украины. Но в военном отношении русская армия оказалась намного профессиональнее польской. Сам Михал Чайковский впоследствии в мемуарах вспоминал: «Польские офицеры утверждали, что нужно знать лишь то, что есть в воинском уставе. Хотя они не жгли других книг, но и не читали их». Русское офицерство, по его словам, «более предавалось кутежам» и «имело более светского лоска», но зато у многих русских можно было найти «сочинения по военному искусству, географические карты, планы битв, — одним словом, все, что может содействовать умственному развитию офицера». В результате, более «начитанная» армия разбила ограниченных вояк, державшихся только своей уставной премудрости.

К тому же русскими командовал выдающийся полководец фельдмаршал Паскевич — малороссийский дворянин родом из Полтавы. В отличие от Чайковского, он был не мифическим, а самым настоящим потомком казаков, что и доказал, взяв в 1831 году штурмом Варшаву. А Чайковский сбежал в Австрию, откуда перебрался в Париж.

Там собралась огромная колония польских шляхетских эмигрантов, которых Франция, по меткому выражению Чайковского, встретила, «как остатки великой армии Наполеона». Самым известным из этой бродячей компании был поэт Адам-Мицкевич. Волынский помещик-казакофил: сдружился с ним и, возможно, не без воздействия этого более знаменитого собрата, одну за другой стал строчить исторические повести на польском языке. Сейчас эта продукция Чайковского прочно забыта. А во второй четверти XIX века он был очень популярным беллетристом. В его прозе словно ожила безудержная брехня его полупомешанного деда. Казаки, девчата, гайдамаки многочисленными бандами запрыгали в невообразимом гопаке по страницам прозаических творений эмигранта.

Об исторической достоверности он не заботился. Зато брал бойкостью пера и, как сказали бы мы сейчас, страстью к фальсификациям. Именно Чайковский придумал в романе «Вернигора» убийство Иваном Гонтой своих сыновей во время Уманьской резни 1768 года. Исторический Гонта ничего подобного не совершал. Но выдумка Чайковского стала самым известным мифом,, порожденным его возбужденной фантазией. Хотя сейчас никто и не помнит авторства этой литературной выдумки. Как раз из романа Чайковского позаимствовал сюжет о Гонте-сыноубийце и Тарас Шевченко, использовав его в поэме «Гайдамаки».

‘ Но литературная деятельность скоро наскучила Чайковскому. Хотелось живого дела — постричь русских голов, полить русской кровушки!