Ларри Коллинз - Горит ли Париж?

Джероу передал распоряжение 4-й дивизии, после чего написал сухое и резкое послание Леклерку, приказав командиру 2-й бронетанковой «вести самое решительное наступление сегодня во второй половине дня и вечером». Затем, по-прежнему не имея возможности связаться с Леклерком, он раздраженно приказал Хиллу лично доставить этот приказ по назначению. Когда Хилл уже забирался в свой джип, Джероу заявил ему: «Мне плевать, если для этого вам понадобится спуститься в ад и подняться обратно. Не возвращайтесь, пока не найдете этого француза».

Жак Филипп Леклерк в этот момент вонзал латунный наконечник своей ротанговой трости в асфальт сельской дороги — все еще в 10 милях от Парижа. В полумиле слева от себя он слышал орудийную стрельбу французских бронетанковых колонн, прорывавшихся через Круа-де-Берни. Ни Джероу, ни де Голлю не было необходимости поторапливать Леклерка в Париж. Его и так подхлестывали опасения, что вверенные ему части прибудут в столицу уже после того, как немецкий гарнизон приведет в действие взрывные устройства, установленные по всему городу. Со злостью и негодованием Леклерк был вынужден смириться с тем, что не сможет попасть в город в течение ближайших 12 часов.

Рыжеволосый капитан, кативший в своем джипе навстречу Леклерку во главе небольшого бронетанкового подразделения, также был разгневан. Дважды за последние полчаса у Раймона Дронна возникала уверенность, что дорога на Париж была открыта. И дважды его непосредственный начальник вежливо приказывал ему занять свое место в боевых порядках наступающих войск. Заметив Леклерка, Дронн выскочил из джипа и подбежал к своему командиру.

— Какого черта вы здесь делаете? — спросил Леклерк. Дронн доложил ему.

— Дронн, — продолжал Леклерк, — неужели вы не научились не подчиняться глупым приказам?

Схватив за локоть деликатного капитана, с которым они вместе служили уже четыре года, Леклерк сказал ему: «Я хочу, чтобы вы прорвались в Париж. Соберите все, что у вас есть, и отправляйтесь. Не ввязывайтесь в бой с немцами. Просто любыми путями попадите в город. Скажите нашим, чтобы они держались, мы прибудем завтра».

Дронн развернул свое маленькое подразделение и через 20 минут подготовил для прорыва в Париж. Чтобы вернуть знамя французской армии в столицу страны, Дронн располагал тремя «шерманами», названными в честь наполеоновских битв «Ромийи», «Монмирай» и «Шанпобер», и примерно шестью полугусеничными машинами. Рыжеволосый капитан, которому хотелось бы выглядеть красавцем перед парижанками, имел довольно неприглядный вид. Он не спал уже двое суток; под покрасневшими глазами появились мешки, борода спуталась от пота и грязи. С головы до ног он был перепачкан маслом, порохом и грязью, а на форме виднелись темные пятна пота. Для города, в памяти которого французская армия запечатлелась в образе офицеров в белых перчатках, с явным удовольствием покидавших «странную войну» 1940 года, Дронн был достойным символом новой эры.

В последний раз окинув взглядом колонну, этот человек, которому было суждено стать первым французским офицером, возвратившимся в столицу Франции, забрался в джип. После чего он задал свой последний вопрос.

— Эй, — крикнул он, — здесь кто-нибудь знает дорогу на Париж?

В нескольких милях оттуда, на запруженных улицах Лонжюмо, американский офицер потянулся к сумке, лежавшей на полу его джипа. Из нее он извлек две пачки сигарет и протянул их улыбающемуся французу. Француз, в свою очередь, передал ему пакет. Капитан Билл Миллз, начальник оперативного отделения 2-го батальона 12-го полка, входившего в состав 4-й дивизии, выразил свою признательность счастливой улыбкой. Это была карта Парижа, и она решала самую неотложную задачу, стоявшую перед Миллзом в тот августовский вечер.

Продвижение 4-й из Нормандии было столь стремительным, а поставленная перед ней задача столь неожиданной, что в штабе не нашлось детальных карт города и прилегающих районов. Несколько минут назад командир 4-й дивизии, генерал-майор Раймонд Бартон узнал, что она должна будет войти в Париж. Он тут же подумал, что не знает местонахождения своей цели — Префектуры полиции.

Сжимая в руках драгоценный документ, Миллз отправился в штаб. В верхнем левом углу карты он прочитал имя издателя — «А. Леконт». Под ним четким шрифтом был набран заголовок карты, с которой через несколько часов передовые части этой дивизии ринутся наперегонки с солдатами 2-й бронетанковой в столицу Франции. Он гласил: «Удобный маршрут к достопримечательностям города для тех, кто не знаком с Парижем».

Измученные долгой ездой в автомашинах под дождем, при строжайшей светомаскировке, когда немецкие самолеты рыскали над головой, солдаты 4-й дивизии были рассредоточены по трем районам сбора на южных подступах к городу. Для некоторых, как для техника-сержанта Милта Шентона из Тейлорз-Айленда, штат Мэриленд, «Париж был сбывшейся мечтой бедного мальчугана». Для других, как для стрелка Уилли Хэнкока из Ленокса, штат Джорджия, опасавшегося, как все пехотинцы, застроенных участков, это был «еще один большой город в руках немцев по дороге к Берлину и обратно домой».

Для некоторых лежавший впереди город уже имел особое значение. Услышав новость, подполковник Ди Стоун нащупал в кармане полевой куртки потертый конверт. Это письмо было его талисманом. Он носил его с собой с того самого ноябрьского вечера 1943 года, когда отплывал в Англию из родного Форест-хилза в штате Нью-Йорк. Оно было с ним во время высадки в день «Д», сопровождало его в кровопролитных сражениях в Нормандии. Оно довело его невредимым до предместий Парижа, и завтра Стоун сдержит слово, данное его автору. Он доставит письмо в Париж.

Младший лейтенант Джек Ноулз, командир 3-го взвода роты «I» 22-го пехотного полка, и его взводный сержант «Торопыга» Стоун были крайне озабочены в связи с предстоящей переброской в Париж. Командир их роты заявил, что это будет «парад» и они должны будут снабдить своих солдат галстуками. Ни Стоун, ни Ноулз в глаза не видели галстуков с самого отъезда из Англии. Но Стоун был лучшим «доставалой» в дивизии и потому пообещал Ноулзу раздобыть их к утру. «Торопыга» Стоун считал, что Париж стоит парада.

Сержант Лэрри Келли, находившийся в этот момент в тополиной роще на окраине Траппа, был счастлив. Этот белокурый, гигантского роста ирландец из Алтуны, штат Пенсильвания, питал почти мистическую любовь к Франции. В 1917 году, когда ему было 15 лет, он солгал о своем возрасте, был зачислен в армию, восемь месяцев сражался во Франции и был дважды ранен. Он высадился во Франции в день «Д» в составе 82-й воздушно-десантной дивизии, затем был ранен и переведен в полевую артиллерию. Теперь Келли был в восторге от своего назначения передовым наблюдателем американского батальона, поддерживавшего колонну майора Морель-Девиля. Он пообещал себе, что будет первым американцем в Париже. И, судя по всему, обстоятельства складывались так, что это ему удастся.