Ларри Коллинз - Горит ли Париж?

Как и весь Париж, Шабан тоже прослушал в ту ночь сообщение Би-би-си о варшавском восстании. Париж не должна постичь такая же участь. В течение многих недель он жил лишь одной надеждой, что союзники, пройдя Нормандию, нанесут удар в направлении Парижа и захватят город, прежде чем коммунисты смогут поднять восстание. Донесение, доставленное в ботинке Алена Перпеза, развеяло эту надежду. В тишине своей затемненной квартиры этот молодой генерал пришел к выводу, что планы союзников будут непосредственным образом играть на руку его противникам — коммунистам.

Шабан был уверен, что Париж ждет одно из двух: либо жаждущий мести вермахт раздавит восстание и Париж вместе с ним, либо победят коммунисты и их руководители закрепятся в столичных цитаделях власти, готовясь распространить свое правление на всю Францию.

В ту ночь Шабан видел лишь один способ решить стоящую перед ним дилемму. Он должен убедить союзников изменить свои планы. Должен предупредить де Голля о положении в Париже. Каким-то образом ему придется проделать тот же путь, которым только что прошел Ален Перпеза, но в противоположном направлении. Он попытается попасть в Лондон. Со своей энергией, присущей отчаянию и молодости, он упросит Эйзенхауэра изменить планы и направить свои бронетанковые колонны прямо на Париж.

По извращенной логике немца, который из своего железобетонного бункера в Растенбурге, в Восточной Пруссии, направлял армии «третьего рейха», Париж означал, вероятно, даже нечто большее.

На протяжении четырех лет — с 1914 по 1918 год — шесть миллионов немцев, подобно капралу Адольфу Гит-леру, удерживались в окопах Западной Европы с помощью магического заклинания «Nach Paris» [14]. Два миллиона из них погибли.

В 1940 году то, чего они не могли добиться за четыре года, Гитлер сделал за четыре потрясших мир недели. В понедельник, 24 июня, в семь часов утра, спустя две недели после того, как его войска вошли в город, Гитлер прибыл на рандеву с Парижем. Лишь немногие парижане видели в то утро, как его черный «мерседес» подкатил к краю эспланады Трокадеро. Завоеватель долго и с удовлетворением созерцал представившиеся его взору исторические достопримечательности: Сену, Эйфелеву башню, сады Марсова поля, золотой купол над могилой Наполеона в Доме инвалидов и левее, у горизонта, 800-лет-ние башни собора Нотр-Дам.

Париж был последней добычей пяти лет сражений, которая еще оставалась в руках Гитлера. По картам, развешанным в его бункере в Растенбурге, Гитлер следил за продвижением армий союзников, которые вливались через брешь, пробитую в нормандской оборонительной линии у Авранша. Гитлер понимал, что ему предстоит вести битву за Францию. Если он ее проиграет, то в запасе у него останется лишь одна битва — битва за Германию.

Как и Шарль де Голль, Гитлер знал, что Париж был той осью, вокруг которой вращалась вся Франция. Дважды за свою короткую жизнь Адольф Гитлер штурмовал Париж. По иронии судьбы он вскоре сыграет иную роль. На этот раз Адольф Гитлер будет Париж защищать. Как полагали люди из ШВКСЭС, у него были все основания отчаянно цепляться за «естественный оборонительный рубеж», каковыми были для него Париж и Сена. С его утратой были бы потеряны стартовые позиции ракет, а армии союзников оказались бы на пороге рейха.

Гитлер знает, как надо сражаться за Париж, как знал он, как сражаться за Сталинград, Монте-Кассино и Сен-Ло. Через несколько дней в этом бункере, в Восточной Пруссии, он отдаст приказ защищать Париж до последнего солдата. Затем, стуча кулаком по дубовому столу в зале совещаний, он завизжит, обращаясь к своему сомневающемуся генеральному штабу:

«Кто владеет Парижем, тот владеет Францией!»

Измотанные войной, усталые солдаты вермахта выстроились вдоль бетонной платформы, тянувшейся параллельно рельсам. Их молодые лица не выражали ничего, кроме безразличия и отчужденности. Вскоре они погрузятся в эшелон, который сейчас стоит рядом, но через несколько минут, окутавшись клубами пара, медленно отойдет от Силезского вокзала Берлина и отправится в длинный путь на Восточный фронт.

Небольшого роста генерал-майор вермахта, медленно пробиравшийся по платформе, с сочувствием разглядывал их бесстрастные лица. Ему самому часто приходилось вот так же молча стоять на вокзале в ожидании поезда, увозящего на войну, на Восточный фронт. Но в тот вечер Дитрих фон Хольтиц ждал другого поезда. В сопровождении ординарца, тащившего чемодан, Хольтиц миновал последнюю шеренгу солдат на платформе и повернул к поезду. На одном из голубых спальных вагонов Холь-тиц с трудом разобрал выцветшие желтые буквы французских слов, которые напомнили ему о других путешествиях, в более мирные для Европы времена. Однако теперь эти вагоны железнодорожной компании «Ля компани интернасьональ де вагон-ли э де гранд экспресс европиан» входили в состав, носивший название «Официр генераль зондерцуг Д2 фюрер», — поезд, который доставит Хольтица и группу избранных высокопоставленных посетителей в ставку Адольфа Гитлера в Растенбурге, в Восточной Пруссии.

Хольтиц вошел в зарезервированное для него купе и начал расстегивать китель. Он наблюдал, как его ординарец аккуратно расставлял на полированной полочке красного дерева, укрепленной над умывальником, его довоенную бритву «Жиллетт», мыло и коробочку с таблетками снотворного «ривонал». Он знал, что позднее будет благодарен за сон, который подарят ему эти таблетки. На следующее утро впервые в жизни генерал-майор Дитрих фон Хольтиц будет беседовать с человеком, повелевавшим «третьим рейхом».

В то лето 1944 года в ставку Гитлера редко вызывались фельдмаршалы. Еще реже Гитлер уделял время генералам. Вызвать Хольтица побудила особая причина. Этот флегматичный прусский генерал, устроившийся на обтянутом коричневой стеганой обивкой сиденье спального купе, был лично выбран Адольфом Гитлером в качестве командующего обороной столицы Франции.

Тремя днями ранее в той же ставке, куда поезд вез сейчас генерала, другой генерал отобрал из металлического ящика, запертого в его сейфе, досье на трех высших офицеров. Одно из досье было на Хольтица. Генерал Вильгельм Бургдорф, начальник отдела кадров офицерского состава в ОКВ («Оберкомандо дер Вермахт»), то есть в штабе Гитлера, сразу обратил внимание на «дело» Хольтица. Прежде всего из него следовало, что Хольтиц был человеком, чья преданность «третьему рейху» не знала границ. Бургдорфу нужен был именно такой человек. Зараза пораженчества и измены расползалась по генеральскому корпусу, и нигде, казалось, она не обосновалась столь прочно, как в Париже. Старший армейский чин во Франции генерал Карл Генрих фон Штюльпнагель оказался главарем заговорщиков, покушавшихся на жизнь Гитлера 20 июля. Ослепший и полуживой после попытки самоубийства, он лежал в ту ночь на нарах в берлинской тюрьме «Плётцензее». Вскоре по приказу Гитлера он будет задушен. Командующий Большого Парижа генерал Ганс фон Бойнебург-Ленгсфельд казался Бургдорфу ничуть не лучше.