Карл Маркс - Разоблачения дипломатической истории XVIII века

Вопрос II. Как могут другие монархи, и в особенности наши единоверцы-протестанты, поверить в нашу искренность и в наше рвение (в чем мы хотели бы их убедить), когда мы жертвуем миллионами жизней и денег для защиты интересов лишь одной ветви протестантства - я имею в виду наследование престола в Англии королем-протестантом. Ведь они видят, что едва это произошло, как мы всего из-за шестидесяти с лишним тысяч фунтов (ибо мы должны всегда помнить, что эта жалкая сумма была первым предлогом для наших раздоров со Швецией) принялись подрывать самые основы общих интересов протестантства, содействуя, как это мы делаем, полному принесению Швеции, этой старой искренней защитницы протестантства, в жертву ее соседям, из которых одни - отъявленные паписты, другие - и того хуже, а третьи, в лучшем случае,- не особенно ревностные протестанты?"

"Статья XX. Поэтому, чтобы показать обоюдное доверие союзников и неуклонное соблюдение ими настоящего договора,. оба вышеупомянутых короля взаимно обязуются и заявляют, что... они ни на йоту не отступят от подлинного и разумного смысла всех и каждой из статей" этого договора "под предлогом дружбы, выгоды, заключенного ранее договора, соглашения или обещания и вообще под каким бы то ни было предлогом, но что они самым точным образом и с полной готовностью сами или через своих посланников, или своих подданных будут выполнять все, что обещали в этом договоре... без всяких" колебаний, "исключений или оговорок".

"Вопрос I. Поскольку эта статья устанавливает, что в момент заключения договора у нас не было никаких противоречащих ему обязательств, и было бы в высшей степени несправедливым, если бы впоследствии, пока этот договор остается в силе - а это будет продолжаться восемнадцать лет со дня его подписания - мы взяли на себя какие-нибудь обязательства такого рода, то как можем мы оправдать перед миром наши недавние действия против короля шведского, которые, естественно, кажутся результатом какого-либо договора, заключенного с врагами этого монарха либо нами самими, либо каким-нибудь другим двором, оказывающим в настоящее время влияние на наш образ действий?

Вопрос II. Как по чести, совести и справедливости... текст этой статьи... согласуется с теми ничтожными и жалкими предлогами, к которым мы сейчас прибегаем для того, чтобы не только не оказывать помощи Швеции в соответствии с этим договором, но и так усердно, как мы это делаем, содействовать ее разорению?"

"Статья XXI. Этот оборонительный договор заключается на восемнадцать лет, еще до истечения которых союзные короли могут снова... начать переговоры...

Ратификация вышеуказанного договора. Рассмотрев и обсудив настоящий договор, мы одобрили и утвердили его как в целом, так и все его отдельные статьи и положения. Настоящем мы одобряем его от своего имени, от имени наших наследников и преемников. Мы заверяем и обещаем нашим монаршим словом, что будем искренне и добросовестно выполнять и соблюдать все то, что в нем содержится, и для большего подтверждения этого мы приказали приложить к сему большую печать Англии. Дано в нашем Кенсингтонском дворце 25 февраля года от рождества Христова 1700, нашего же царствования двенадцатого (Gulielmus Tertius Rex)" [22].

"Вопрос. Как может кто-либо из нас, сторонников недавней счастливой революции и искренних и благодарных почитателей славной памяти короля Вильгельма... допустить и терпеть, чтобы от указанного договора (далее я вновь могу сказать словами XX статьи) отступали под предлогом выгоды или под каким бы то ни было предлогом вообще, особенно таким незначительным и ничтожным, как тот, на который в течение двух лет подряд ссылались для того, чтобы использовать наши корабли, наших людей и наши деньги для завершения разорения Швеции, той самой Швеции, защищать и охранять которую этот наш великий и мудрый монарх так торжественно обещал и которую он всегда считал крайне необходимой для охраны протестантских интересов в Европе?"

Прежде чем приступить к анализу памфлета, озаглавленного "Истина есть истина, когда она раскрывается вовремя" (См. ниже. Ред) , которым мы закончим введение к "Разоблачениям дипломатии", уместно будет сделать несколько предварительных замечаний относительно общей истории русской политики.

Неодолимое влияние России заставало Европу врасплох в различные эпохи, оно пугало народы Запада, ему покорялись как року или оказывали лишь судорожное сопротивление. Но чарам, исходящим от России, сопутствует скептическое отношение к ней, которое постоянно вновь оживает, преследует ее, как тень, усиливается вместе с ее ростом, примешивает резкие иронические голоса к стонам погибающих народов и издевается над самим ее величием, как над театральной позой, принятой, чтобы поразить и обмануть зрителей. Другие империи на заре своего существования встречались с такими же сомнениями, но Россия превратилась в исполина, так и не преодолев их. Она является единственным в истории примером огромной империи, само могущество которой, даже после достижения мировых успехов, всегда скорее принималось на веру, чем признавалось фактом. С начала XVIII столетия и до наших дней ни один из авторов, собирался ли он превозносить или хулить Россию, не считал возможным обойтись без того, чтобы сначала доказать само ее существование.

Но, будем ли мы рассматривать Россию как спиритуалисты или как материалисты, будем ли мы считать ее могущество очевидным фактом или просто призраком, порожденным нечистой совестью европейских народов,- остается все тот же вопрос: "Как могла эта держава, или этот призрак державы, умудриться достичь таких размеров, чтобы вызывать, с одной стороны, страстное утверждение, а с другой - яростное отрицание того, что она угрожает миру восстановлением всемирной монархии?" В начале XVIII столетия Россию считали внезапно появившимся импровизированным творением гения Петра Великого. Шлёцер, обнаружив, что у России есть прошлое, счел это открытием, а в новейшие времена такие писатели, как Фаллмерайер, не зная, что они следуют по стопам русских историков, решительно утверждают, что северный призрак, устрашающий Европу XIX века, уже нависал над ней в IX столетии. По их мнению, политика России начинается с первых Рюриковичей и систематически, правда, с некоторыми перерывами, продолжается до настоящего времени.

Развернутые перед нами старинные карты России показывают, что раньше она занимала в Европе даже большие пространства, чем те, которыми может похвалиться теперь: они со всей точностью свидетельствуют о непрерывном процессе расширения ее территории в IX-XI столетиях. Нам указывают на Олега, двинувшего 88 000 человек против Византии, прибившего в знак победы свой щит па вратах ее столицы и продиктовавшего Восточной Римской империи позорный мир; на Игоря, сделавшего эту империю своей данницей; на Святослава, с торжеством заявлявшего: - "греки снабжают меня золотом, дорогими тканями, рисом, фруктами и вином, Венгрия доставляет скот и лошадей, из России я получаю мед, воск, меха и невольников"; на Владимира, завоевавшего Крым и Ливонию, заставившего греческого императора, подобно тому как Наполеон заставил германского императора, выдать за него свою дочь, соединившего военную власть северного завоевателя с теократическим деспотизмом порфирородных и ставшего одновременно господином своих подданных на Земле и заступником их на небесах.