Карл Маркс - Разоблачения дипломатической истории XVIII века

Такую же политику предупреждения возникновения новой морской державы на Балтийском море проводили Швеция и Дания.

"Кто не знает, что попытка императора получить морской порт в Померании послужила для великого Густава не менее важным, чем все другие, поводом для перенесения военных действий в самый центр владений австрийского дома? Что произошло при Карле-Густаве (Карле X Густаве. Ред) с самой Польшей, которая, помимо того, что являлась в тот период самой могущественной из всех северных держав, еще владела на большом протяжении побережьем и несколькими портами Балтики? Датчане, хотя и были тогда в союзе с Польшей, никоим образом не желали допустить существования ее флота на Балтийском море даже в обмен на помощь против шведов и уничтожали польские суда всюду, где бы они им ни попадались".

Что касается поддержания равновесия между силами морских держав, укрепившихся на Балтийском море, то и здесь традиции английской политики не менее ясны.

"Когда шведская держава своей угрозой раздавить Данию вызвала у нас некоторое беспокойство, мы поддержали честь нашей страны, восстановив нарушенное равновесие сил".

" Английская республика послала тогда в Балтийское море эскадру, что привело к заключению договора в Роскилле (1658 г.), подтвержденного затем в Копенгагене (1660 г.). Пожар, зажженный было датчанами во времена короля Вильгельма III, так же быстро потушил Джордж Рук при помощи Травендальского договора".

Такова была исконная британская политика.

"Политикам того времени никогда не приходило в голову с целью вновь уравновесить чашу весов и установить более справедливый баланс сил на Балтийском море изобрести столь удачное средство, как создание здесь третьей морской державы... Кто определил это Тиру, который раздавал венцы, купцы которого были князья, а торговцы - знаменитости земли? "Ego autem neminem nomino: quare irasci mihi nemo poterit, nisi qui ante de se voluerit confiteri" ("Сам я никого не называю, и потому никто не сможет на меня сердиться, если только не захочет сам себя выдать". Цицерон. "Речь о предоставлении империума Гнею Помпею (о манлиевом законе XIII)" (латин.). Ред). Потомству будет довольно трудно поверить, что это могло быть делом кого-либо из лиц, находящихся теперь у власти..., что мы открыли царю путь в С.-Петербург исключительно на наши собственные средства и без всякого риска с его стороны".

Самой верной политикой было бы вернуться к Столбовскому договору и не позволять более московиту "удобно устроиться на Балтийском море". Могут, однако, сказать, что "при настоящем положении дел" было бы "трудно вернуть те преимущества, которые мы утратили, не обуздав роста могущества московитов тогда, когда это было гораздо легче сделать".

Средний курс можно считать более удобным.

"Если бы мы сочли, что предоставление московиту бухты на Балтийском море согласуется с благосостоянием нашего государства, так как из всех европейских монархов только он владеет страной, которая может принести огромные выгоды своему государю путем сбыта ее продуктов на иностранных рынках, то вместе с тем тогда было бы вполне разумно рассчитывать, что, в ответ на сделанные нами до сих пор уступки царю в интересах и на благо его страны, его царское величество со своей стороны не потребует ничего, вызывающего нарушение чужих интересов, и потому удовольствуется торговыми судами, не требуя военных кораблей".

" Таким образом, мы должны воспрепятствовать его стремлениям когда-либо превратиться в нечто большее, чем континентальная держава", но вместе с тем "избегать всяких поводов для возражений, что наши отношения к царю хуже тех, на которые может рассчитывать любой суверенный монарх. Я не буду для этого приводить в качестве примера Генуэзскую или какую-либо иную республику на самом Балтийском море, или же герцога Курляндского. Я сошлюсь лишь на Польшу и Пруссию, которые, хотя и управляются теперь коронованными особами, всегда довольствовались свободою открытой торговли, не добиваясь собственного флота. Или укажу на Фальчинский договор между турком и московитом, в силу которого Петр вынужден был не только возвратить Азов и расстаться со всеми своими военными кораблями в этих краях, но и удовольствоваться одной лишь свободою торговли на Черном море. Даже бухта на Балтийском море для торговли - это гораздо больше того, что он сам еще не так давно, по всей видимости, рассчитывал получить в результате своей войны со Швецией".

Если царь откажется от такого "спасительного соглашения", нам "не о чем будет жалеть, кроме времени, потерянного на то, чтобы испробовать все средства, находящиеся, по милости неба, в наших руках, дабы склонить его к миру, выгодному для Великобритании".

Война тогда станет неизбежной. В этом случае "то, что царь Московии, обязанный своими морскими познаниями нашим наставлениям, а своим величием - нашей снисходительности, так скоро отказывается от соглашения с Великобританией на условиях, которые он всего несколько лет тому назад был вынужден принять от Высокой Порты, должно так же побудить наше министерство по-прежнему принимать те же меры, что и сейчас, как и зажечь негодованием сердца всех честных британцев".

" Мы во всех отношениях заинтересованы в возвращении Швеции провинций на Балтийском море, отнятых московитом у шведской короны. Великобритания больше не может поддерживать равновесие на этом море", с тех пор как она "помогла Московии возвыситься там до положения морской державы... Если бы мы выполнили статьи нашего союзного договора, заключенного королем Вильгельмом со шведской короной, то эта доблестная нация всегда оставалась бы достаточно сильной преградой проникновению царя в Балтийское море... Время должно подтвердить нам то, что вытеснение московита из Прибалтики является в настоящее время главной задачей нашего министерства".

Это письмо относится ко времени войны против Турции, начатой императрицей Анной в 1735 году. Английский дипломат в С.-Петербурге сообщает о своих попытках побудить Россию заключить мир с турками. Пропущенные места не относятся к делу.

Англия в то время вела переговоры о торговом договоре с Россией.

До сих пор среди историков остается спорным вопрос, был Панин на жалованье у Фридриха II Прусского или нет, а если был, то делалось это за спиной Екатерины или по ее приказу. Не может быть никакого сомнения, что Екатерина И разрешала русским министрам для вида действовать в интересах иностранных дворов с тем, чтобы эти дворы действовали в интересах русских министров. Что же касается, в частности, Панина, то это подтверждается подлинным документом, который, как мы полагаем, никогда не был опубликован. Этот документ доказывает, что, поступив на службу к Фридриху II, Панин вынужден был оставаться на пей, рискуя своей честью, состоянием и жизнью.