Сергей Беляк - Адвокат дьяволов

— Иваном зовут. Очень хороший парень, — расхваливал Дьяков Ивана Королева. — Папа его, ученый-историк, сам не свой от горя, мама места себе не находит. Помоги!..

Следом за ним за двоих парней, а потом еще за двоих, оставшихся без защитников, попросил Лимонов.

— Сергей, выручай! — сказал он.

Я знал, что четырем адвокатам, взявшимся защищать по одному или по двое обвиняемых, платил сам Эдуард. В силу этого они раструбили на весь мир, что являются «адвокатами партии». Но тогда, по логике, получалось, что остальные 30 с лишним нацболов остались без «партийной» защиты. Чем были явно недовольны их родители, большинство из которых не имели возможности оплачивать услуги столичных адвокатов. Пришлось прибегнуть к помощи адвокатов «по назначению», а им традиционно не очень доверяют клиенты, полагая, что те либо не имеют опыта, либо не блещут талантами, либо вообще работают на обвинение. Хотя в большинстве своем именно из таких адвокатов, ранее бравшихся за дела нацболов, и сформировался квартет «адвокатов партии».

Понимая все это и хорошо зная, что Эдуард был бы рад оплачивать услуги всех адвокатов, но у него нет таких денег, я решил, что возьму под свое крыло как его парней, так и протеже Дьякова.

В итоге за короткое время у меня появилось сразу десять подзащитных! И все они находились в разных тюрьмах, все нуждались в постоянных консультациях и все хотели общения. Всего этого, как легко догадаться, хотели не только они, но и их родители. И выход в такой ситуации был лишь один — мне самому пригласить себе в помощь еще пару адвокатов. Что я и сделал, передав коллегам те небольшие суммы денег, что успел получить от некоторых родителей, да еще ежемесячно доплачивая им из собственного кармана.

А перед началом первого судебного заседания я чуть было не взял на себя защиту еще и Марины Курасовой, которая, подозвав меня к клетке, срывающимся от волнения голосом сообщила, что один из «партийных» адвокатов, должный ее защищать, не представил в суд ордер и даже не подошел к ней, чтобы поздороваться.

— Он про меня забыл, — сказала Марина.

Наиболее опытная, являвшаяся надежной опорой для всех арестованных девушек, она была подавлена и призналась, что этот адвокат, оказывается, ни разу не приходил к ней в тюрьму за весь период следствия!

Я просто офигел.

— Что же ты раньше молчала?…

Однажды, за месяц до суда, когда я в очередной раз приехал в «Печатники» к своим подзащитным, то встретил там и Марину. Ей и всем другим «декабристкам» следователь привез в тот день копии обвинительного заключения, и мне удалось с ними посидеть и поговорить. Девушек интересовало все: где и как будет проходить судебный процесс, с чего он начнется, как надо вести себя в суде, кто судья, какие ходатайства будут заявлены защитой, кто будет свидетелями с нашей стороны, когда нужно будет давать показания им самим?…

Мои пять девчонок все это уже знали, но остальные, включая Марину, практически не знали ничего. Это меня тогда несколько озадачило, но я подумал, что, может быть, они таким нехитрым способом просто хотят меня задержать здесь подольше. А оказалось, что адвокаты приходили к ним крайне редко и ненадолго, а к Марине Курасовой так и вообще никто не приходил все шесть месяцев предварительного следствия! И я вынужден был терпеливо отвечать на их вопросы, поясняя то, что было им непонятно, и убеждая в неизбежности нашей победы.

Как раз накануне этого в московской художественной галерее «S. ART» открылась моя фотовыставка «Девушки партии», где были представлены первые 15 снимков из будущего фотоальбома. На вернисаже присутствовал Лимонов, было много гостей и журналистов. Эту выставку мы задумали провести в поддержку именно «декабристок», хотя в залах галереи посетители увидели снимки только одной из них — Алины Лебедевой, а все остальные «модели» находились в тот момент на свободе. И тем не менее выставка привлекла дополнительное внимание общественности и к судьбе девушек, и к самому процессу, о чем свидетельствовали многочисленные газетные публикации. Одну из них, в «МК», как выяснилось, принес в СИЗО и показал девушкам сам следователь. Поэтому нам тогда было о чем с ними поговорить…

И вот большой зал Никулинского районного суда уже заполняется возбужденной публикой и журналистами. До начала процесса остаются считаные минуты, а мы стоим с Мариной Курасовой, разделенные железной решеткой, и она просит меня взять ее под свою защиту.

— Я все-таки прежде поговорю с адвокатом, — говорю я. — А тебе и так буду помогать.

— Но он же бухой, посмотрите…

Адвокат, когда услышал от меня про забытую им Курасову, спохватился и начал тут же заполнять ордер.

— А что ж вы у нее в тюрьме-то ни разу не были? — спросил я, видя, что Марина оказалась права относительно его состояния.

— А кто мне за нее платил? Мне никто не платил…

На самом деле платили. Платил сам Лимонов. И давал деньги, полагая, что платит за двоих. Но человек просто забыл. Может быть, точно так же был «не в себе», когда у Лимонова шло распределение задержанных среди адвокатов. А потом, видимо, появилась другая работа, новые заботы, и на нацболов времени совсем не осталось…

Мне часто приходилось в те годы слышать от представителей правоохранительных органов, что НБП по многим признакам напоминает ОПС (организованное преступное сообщество). Но разве в каком-нибудь ОПС было бы возможно то, что произошло с Курасовой? Тем более что Марина являлась организатором акции!..

Разве в ОПС могло быть такое, чтобы адвокаты, не изучив материалы дела, заранее заявляли подзащитным, что приговор будет не только обвинительным, но все они получат еще и большие сроки наказания? А в случае с НБП такое было! За что группа «партийных» адвокатов получила от подсудимых коллективное прозвище «Пять-лет-общего», которое затем закрепилось только за одним из них — тем, кто наиболее часто высказывал это пророчество ребятам и их родителям.

Разве с ОПС могло такое произойти, чтобы адвокат, собрав родных и близких подсудимых, заявил им, что «нужно потянуть рассмотрение дела до осени, потому что журналисты разъехались в летние отпуска»?… А в процессе «декабристов» такое звучало.

Да, иногда можно потянуть рассмотрение в суде того или иного дела. Но это бывает в тех редких случаях, когда, к примеру, защита ожидает появления какого-нибудь важного свидетеля. Но не журналистов же с морских курортов!

Для любого ОПС пиар не важен, даже вреден, но важно спасение людей, важно получение ими минимальных сроков наказания и скорейший выход на свободу. А для НБП, как, впрочем, и для любой другой политической партии, наоборот, необходимы и пиар, и свои герои.