Сергей Беляк - Адвокат дьяволов

Но впору было кому-то успокаивать и меня. В общем, перед выходными я принес Лимонову плохую весть…

А в субботу, встречаясь по другим своим делам с людьми… скажем так — известными в криминальных кругах, я поделился с ними своими неприятностями, рассказал, где и как это произошло, что находилось в портфеле.

— Это грузины, — уверенно сказали мне мои знакомые. Но найти их трудно — в Москве они действуют мелкими группами. И еще могут быть залетные.

В общем, никто мне ничего не мог даже обещать.

К Лимонову я не пошел ни в понедельник, ни во вторник, ни в среду. Подумал, пусть он остынет, успокоится. И в ту же среду, после обеда, вдруг раздался телефонный звонок, и молодой мужской голос предложил мне подъехать к кинотеатру «Гавана».

— У нас есть к вам дело.

— Сейчас буду, — ответил радостно я, догадываясь, какое именно дело может быть у этого человека ко мне. — Я живу тут недалеко.

— Мы знаем, — многозначительно произнес голос в трубке. — Как приедете, включите в машине аварийку, я к вам подойду.

Через полчаса молодой русоволосый парень в черной кожаной куртке вручил мне мой портфель со всем содержимым. Паспорт, материалы уголовного дела, письмо Лимонова Путину и рукопись его книги были на месте! Не хватало только золотой ручки. Но я даже не успел спросить о ней, как незнакомец сам пояснил с легкой улыбкой:

— Они успели ручку скинуть.

«Ну и бог с ней!» — подумал я.

— Я что-то вам должен?

Парень пожал мне руку:

— Ничего.

На следующий день, в четверг, с утра пораньше я поехал сообщить хорошую новость Лимонову. Одна неделя, и столько событий!

— Ну, слава богу! — облегченно выдохнул Лимонов. — А я уже написал новый вариант письма Путину. Тогда передай этот, второй вариант, — он получше…

Железный человек!

Вскоре в одной из газет было опубликовано, а затем перепечатано и другими «Открытое письмо Эдуарда Лимонова президенту России В. В. Путину».

А изданная чуть позднее «Книга воды» получила премию Андрея Белого.

Так что рукописи не крадут!

Если ты там сидишь, то никак. Самая строгая, самая чистая, самая малонаселенная тюрьма России — главная ее тюрьма.

Следователи и прокуроры мрачно шутят: «Право сидеть в Лефортово надо заслужить на свободе!»

Лефортовский замок — действительно одна из самых старых и знаменитых тюрем России. И Лимонов прав: это именно военная тюрьма — по режиму и самому ее духу. Все по уставу. Никаких вольностей. Никаких нарушений раз и навсегда установленного чекистами порядка. В общем, ничего того, что свойственно почти всем российским тюрьмам с их вечной грязью и вонью, переполненными камерами и завшивленными матрасами, активной ночной жизнью и тюремной почтой.

Даже теперь, когда следственный изолятор Лефортово перешел от ФСБ в ведение Минюста России и большинство прежних сотрудников уволились, «фирменную марку» там стараются держать.

С одной стороны, чистота, малонаселенность и пусть и строгий, но все-таки порядок в камерах — это, конечно, хорошо, но, с другой стороны, я не встречал ни одного зэка, который бы не хотел перебраться из Лефортово куда угодно — хоть в Бутырку, хоть в Матросскую Тишину, где и грязно, и большая скученность народа, но зато больше воздуха, то есть свободы. В Лефортово же можно просидеть целый год, но не увидишь и не встретишься ни с одним заключенным, кроме своих сокамерников. Да и тех, как правило, один-два…

Поэтому в Лефортовском замке нормально (по тюремным меркам) встретить Новый год практически невозможно.

Зная это, я захотел все же хоть как-то скрасить пребывание Эдуарда в этих стенах, воспользовавшись тем, что с конца 2001 года его почти каждый день водили в кабинеты Следственного управления ФСБ для ознакомления там с материалами уголовного дела.

Последний рабочий день, когда обвиняемых повели в СУ, выпал в тот год на 30 декабря. Хотя я уже и не помню: может быть, это майор Шишкин решил сделать 31-е выходным и для обвиняемых, и, в первую очередь, для себя самого и следователей, которые вынуждены были все время, пока обвиняемые читали тома дела, находиться в кабинетах вместе с ними.

«Ну, 30-е так 30-е», — подумал я, укладывая, как обычно, в портфель бутерброды для Лимонова и себя. Ради праздника к копченой колбасе и сыру был добавлен слабосоленый лосось, к шоколаду — печенье, а к воде — кока-кола.

Я знал, что Эдуард колу не любит, предпочитая ей простую воду, но ради Нового года, подумалось мне, ему придется потерпеть. Ведь в пол-литровой пластиковой бутылке из-под кока-колы была только половина этого напитка, а другую половину составлял шотландский виски.

Да, я признаю, что делать этого не следовало, что это не только непростительная глупость и мальчишество, но и грубое нарушение порядка, правил и всего прочего, за что я мог серьезно пострадать. И я, само собой разумеется, не хочу, чтобы кто-то повторял мои «подвиги». В общем, я раскаиваюсь, но что сделано, то сделано. Уж больно хотелось мне тогда хотя бы немного доставить радости Лимонову в предпраздничные дни его первого Нового года в заключении.

Когда я приехал в Лефортово, Эдуард уже более часа сидел в кабинете одного из следователей за отдельным столом и знакомился с делом. Он подробно читал каждый документ, после чего наиболее важные моменты из него переписывал в большую тетрадь.

К декабрю Эдуард уже прилично оброс и теперь в своей спортивной куртке, из-под которой выглядывала тельняшка, походил на типичного питерского художника-митька.

Я разделся и сел за соседний, слева от него, стол. Третий стол в кабинете, прямо напротив нас — у окна, занимал следователь.

Полистав один из томов дела, я предложил Лимонову перекусить. Следователь, как обычно, не возражал. Выложив на свой стол еду и поставив бутылки с водой и с колой, я предложил следователю присоединиться, но тот деликатно отказался, и мы с Лимоновым начали есть. При этом Эдуард продолжал просматривать документы.

Я предложил ему выпить колы, но он отказался.

Тогда я взял лист бумаги и размашисто написал на нем:

«Эдуард! Попроси у меня глотнуть колы. Я разрешу. С наступающим Новым годом!»

И положил лист на стол перед Лимоновым.

Прочитав написанное, Эдуард вопросительно взглянул на меня, я кивнул ему, и тогда он произнес:

— Сергей! Ты не дашь мне глотнуть колы? Что-то и впрямь захотелось.

— Бери, конечно, — как можно более равнодушным тоном сказал я и тут же свернул пластмассовую крышку с холодной бутылки.

Лимонов взял бутылку, сделал глоток и улыбнулся.

Двести пятьдесят граммов виски для человека, который восемь месяцев не пил ни капли спиртного, наверное, чересчур много. Но я понял это слишком поздно, когда Лимонов чуть ли не залпом опустошил всю бутылку, после чего уже более энергично пошли в ход бутерброды и все остальное.