Литературка Литературная Газета - Литературная Газета 6486 ( № 44 2014)

ЛИТЖЕСТ

Писатель Михаил Задорнов заявил, что отказывается выступать на территории Латвии. По его словам, такое решение было принято по политическим мотивам.

ЛИТУТРАТЫ

В Твери скончался поэт Анатолий Устьянцев. Ему было 63 года.

В Ярославле на 80-м году ушёл из жизни поэт Василий Пономаренко.

МЕСТО ВСТРЕЧИ

Центральный дом литераторов

ул. Большая Никитская, 52

Малый зал

5 ноября– представление серии «Московские поэты» издательства «У Никитских ворот».

Ведущий – Максим ЗАМШЕВ

Начало в 18.30.

Фото: Фёдор ЕВГЕНЬЕВ

В этой подборке представлены поэты, заслужившие себе в литературе не только известность, но добившиеся того, что их имена прочно ассоциируются с высоким художественным уровнем и безупречным чутьём и вкусом. Михаил Синельников поэт очень тонкий, выстраивающий свою поэзию на деталях. Он пристально всматривается в чувственный мир человека. Каждая его стихотворная строка отделана до блеска, а форма безупречна. Максим Лаврентьев - достаточно заметная фигура среди поэтов, приближающихся к роковой для мужчины отметке сорокалетия. С каждым своим поэтическим годом он становится всё взвешенней в словах, всё больше уходит к аскетизму в приёмах, настойчиво ища свою единственную тропу на

поэтический Олимп. Андрей Шацков из тех, кто стоически тянет русскую литературную линию, несмотря на все тяготы этого занятия. Он укоренён в русскую природу, в русскую эстетику, его талант взращён на национальных художественных ценностях. Александр Хабаров, бесспорно, знает секреты поэтического ремесла. Его строки переворачивают душу. Это прямой и прекрасный поток энергии лучших слов. В каждом из четырёх этих авторов преломляется величие русского слова в разных его художественных ипостасях.

Максим ЗАМШЕВ

Михаил СИНЕЛЬНИКОВ

Равновесие

Люблю я день прозрачный, чуть осенний

В наплывах то прохлады, то тепла,

Пока в траву и на гранит ступеней

Ещё листва покорно не легла.

И равновесье властвует повсюду,

Когда судьба нечаянно сбылась,

И обнажилась родственная чуду

Всего со всем таинственная связь.

О, никогда ни в холоде, ни в зное

Так явственно не выступят на свет

Моё существование двойное

И перепады миновавших лет!

ЕЛИЗАВЕТГРАД

Памяти Тарковского

Бахчевой пьянящий запах

И черешневый закат,

Это - русский Юго-Запад,

Сербский Елизаветград.

Смех задорных украинок,

Синагоги скорбный мрак,

А за городом – барвинок,

Благодатный буерак.

Вольный шлях, колёсный обод,

Убегающий Ингул[?]

И татарских сотен топот,

И горячих танков гул.

То Григорьев, то Петлюра,

И Тютюнник, и Махно…

Телескоп и партитура,

Стук прикладами в окно.

Горицвет в степи весенней,

Листа конченный клавир,

Подрастающий Арсений,

Черноусый кирасир.

Это – Новая Россия,

Где в костре нетленных лет

Всё горит, горит Мария,

Ногу в стремя ставит Фет.

ПАЛЕХ

Войду ли в чернеющий лак

Сияющей палехской сказки,

Где ночью любой буерак

Святят животворные краски?

Они – на яичном желтке,

И чудится в сонных долинах

Кудахтанье невдалеке

И хлопанье крыльев куриных.

И нежность письма родилась

Из жизней немых, нерождённых,

Как праздника яркая вязь

Из долгих оброков подённых…

Однако настала пора,

Когда, поистративши разум,

Велели писать трактора

Смиренным твоим богомазам.

Но красный тянулся обоз

Куда-то из чуди в мещёру,

Грустящие рощи берёз

Вставали за старую веру.

ТИШИНА

Пройдись, расхаживая ноги,

Пока машина не видна

И на пустой лесной дороге

Установилась тишина.

Тебе спешить уже не надо.

Все отлетающие дни,

Как свежий воздух листопада,

В уединении вдохни.

То, что обрёл и что утратил,

Всё воскрешает листопад,

Пока постукивает дятел

И сосны старые скрипят.

БРОНЕПОЕЗД

Как разбивается глечик,

Рушилась жизнь и вошёл

В говор унылых местечек

Великоросский глагол.

Неодолимая сила

Древней обиды и зла

Тёмной энергией била

И бронепоезд вела.

Так, но и ветер суровый,

Сормовский, злой сгоряча,

Мчался зелёной дубровой,

В топке гудел, клокоча.

Даже уездный Касимов

Миру спасение нёс

В лозунгах вихрем носимых,

Рвавшихся в битву с колёс.

ПРОВАЛЬНЫЙ ТУПИК

Сквозь годы и лица из вьюжного сна

Бежит весовщица, и память нежна.

И место свиданий, Провальный тупик –

Из повести ранней внезапно возник…

Твои неуклонны названья, Москва,

И вязнут вагоны и тонут слова.

Там пар тепловозов и смена бригад,

И долог и розов на рельсах закат…

И гулкие годы нагрянули вдруг,

Как ветер свободы и поезд на юг.

МАЙ В ГОРОДЕ

Переулки Покровки, Плющихи дворы…

Снова в мае пейзаж полупуст.

Над тобою в преддверье великой жары

Отцветает сиреневый куст.

От безлюдья замедленней тянутся дни

И отчётливей всё голоса.

Что там – девичий смех или в окнах огни?

Но свободе твоей – полчаса.

Манит призрак прохлады в полуденный зной,

Или веет вечерняя мгла,

Переулки – возможность в них жизни иной,

Если б эта продлиться могла.

Андрей ШАЦКОВ

КАНОН МАРТА

В марте – нету ни славы, ни корысти,

Только одурь от зимнего сна.

Вот ужо потеплеет и вскорости

Настоящая грянет весна.

Вот ужо… Но пока над заливами

Не шелохнут торосов гряды.

И грачи над плакучими ивами

Хрипло плачут от горькой беды.

Плачет стая… А может быть, кается,

Что вернулась совсем не в черёд

В край, где мартовской ночью смыкается

Разошедшийся ополдень лёд.

Где слова той единственной женщине

Зависают в тумане густом.

И не скоро придёт Благовещенье,

И покроется верба листом…

И чтоб сгинуло напрочь безвременье –

Для спасенья души и плоти

Ты каноном средь смуты и темени

У иконы себя огради.

А трава ещё вырастет, вырастет.

Домахнёт, досягнёт до небес.

И очнувшись от мартовской сырости,

Запестрит первоцветами лес!

В СЕРЕДИНЕ ЛЕТА

Вот и всё… Переломлен у лета хребет.

Раньше – вскользь, ныне – в лоб эти дни замечаю.

Иван-чай, да полынь – там, гдё цвёл первоцвет,

Да, пожалуй, не быть ни Ивану, ни чаю.

И соловушка в светлой дубраве умолк.

И ползут по Руси заполошные толки…

Потоптал луговины толь конь, толи волк.

Если только остались былинные волки.

Этим серым – Ивану служить нипочём,

Вынося на хребте из смертельного боя…