Николай Костомаров - Руина, Мазепа, Мазепинцы

смотрел государь, потом тем же путем унесли на малороссийский

двор и там угощали посланцев2.

При отпуске Яненка дана была ответная грамота Дорошенку

в таком смысле. Государь похвалял его за желание отступить от

турецкого султана и отдаться в подданство царю, обещал

дозволить ему со всеми сродниками жить, где пожелает, но гетманство

свое он должен был сложить с себя; гетманом надлежало быть

на обеих сторонах одному Самойловичу. Народ в правобережной

Украине мог жить на своих местах, не страшась ни

насильственного переселения, ни отдачи полякам во владение. Однако

присяга, данная Дорошенком перед запорожцами в Чигирине, не при-

1 Привезено было две булавы: первая <���с напоями золотыми и с

каменьями; черневые места и гнезда, куда вставлялись каменья - золотые; тринадцать камней, шесть изумрудов, семь лалов; меж черневых мест

земля и рукоять серебряные, чеканные. Другая булава с золотым яблоком

и с золотою рукоятью турецкой работы, яблоко сквозное, в яблоке камень

яхонт, граненый, расшибень, рукоять через полосу черневая, а в конце

рукояти бирюза; на яблоке и на рукояти три пояса, в них одиннадцать

изумрудных искорок>. Грамот или привилегий турецкого султана

прислано четыре. Они были на пергаменте, нисаны через строку и через две

золотом, с огромным султанским титулом. Эти грамоты были тогда же

переведены в Малороссийском Приказе (А. И. Д., кн. 37, л. 378).

2 Кроме Яненка Тихого в Москву прибыли тогда писарь, асаул, хорунжий, 2 сотника и 38 рядовых Козаков.

295

знавалась действительною, и Дорошенко, сообразно прежнему

царскому указу, непременно должен был ехать на левую сторону

и присягнуть перед св. Евангелием в присутствии гетмана Са-

мойловича и князя Ромодановского. Вместе с посланцами Доро-

шенка были в Москве посланцы от Серка; отправляясь в обратный

путь, они повезли с собою царскую грамоту кошевому с выговором

за самовольное принятие на себя того, что поручено было от царя

не ему, а другим.

30 января того же 1676 года скончался царь Алексей

Михайлович. От имени преемника его, царя Феодора Алексеевича, из

Малороссийского Приказа в марте был послан к Дорошенку

стольник Деримедонтов (или Деримонтов) с тем, чтоб от него принять

присягу царю на месте, не обязывая Дорошенка ехать к Самой-

ловичу и Ромодановскому для этой цели. Посланец заехал прежде

к Самойловичу. Гетман, увидавши, что грамота к Дорошенку

написана ласковым тоном и притом с вичем (что означало

уважительное обращение), ужаснулся, понявши, что новое

правительство хочет изменить прежний способ обращения с Дорошенком.

Самойлович взял на свой страх смелость задержать Деримедон-

това и написал в Приказ представление, что с Дорошенком не

следует обращаться так уважительно и вовсе не посылать в Чи-

гирин для отобрания у него там присяги, а привести Дорошенка

на сю сторону, хотя бы и военною силою. По таким

представлениям гетмана указано было снова поступать сообразно указам

покойного государя и приглашать Дорошенка на левую сторону

для произнесения присяги перед князем Ромодановским и

гетманом Самойловичем.

Тогда гетман и боярин Ромодановский опять начали посылать

к Дорошенку гонцов одного за другим, повторяя приглашение

ехать на левую сторону, присягнуть и сдать свое гетманство

Самойловичу. Дорошенко под разными предлогами увертывался: то

говорил, что ожидает возврата посланцев своих из Москвы, то -

что нельзя ему оставить Чигирина из опасения неприятельского

нашествия, то, наконец, что не может сдать булавы без войсковой

рады и т. п. Посланцы, посылаемые к нему, замечали, что он

как бы издевался. При одном, например, он, упомянувши об

отправке санджаков в Москву, сказал: не велика потеря для

султанского величества какое-нибудь портище тафты!> Другой, приезжавший к Дорошенку от князя Ромодановского, приглашенный

к обеду, был свидетелем такой сцены. За столом сидели

оставшиеся при Дорошенке старшины, какой-то приехавший от

Самойлов ича игумен и запорожцы, прибывшие из Сечи. Когда гости

подпили, запорожцы стали убеждать Дорошенка не отдавать

булавы гетману-поповичу.

Дорошенко налил вина и возгласил:

296

- На том пью перед вами, что мне гетману Самойловичу

булавы не отдавать! Войско мне булаву дало - войску я и отдам

ее назад! Кому захотят, тому пусть и передадут!

- Мы булавы никогда не отдадим, - сказал обозный Бере-

жецкий, - а станет у нас силою ее попович отнимать, так будем

за нее биться.

- Пане гетмане! поезжай с войсковыми клейнотами и с

булавою к нам на кош! - сказали запорожцы.

Дорошенко обратился к игумену, который до сих пор не

вмешивался в разговор, и промолвил:

- Скажите гетману Самойловичу, что Петро Дорошенко своих

клейнотов и булавы ему никогда не отдаст!

Игумен продолжал молчать. К концу обеда Дорошенко

разгорячился и, обратясь к запорожцам, сказал: - Панове товарищи, не выдавайте меня, как донцы Стеньку

Разина выдали; пусть донцы своих выдают, а вы не выдавайте!

- Не выдадим, ни за что не выдадим! - восклицали

запорожцы.

Желая, однако, показаться перед Ромодановским верным

доброжелателем московского государя, Дорошенко послал к боярину

письмо, полученное из Турции от Ибрагима-паши. В этом письме

изъявлялось удивление, что Дорошенко давно ничего не пишет, и в Турции не знают, что происходит в Украине. <���Носятся у нас

слухи, - писал турок, - будто ты, согласившись с плутом

Серком, склонился на обман, спятил с ума и отступил от нашего

храброго, могущественнейшего государя. Если точно так ты

поступил, то верить тебе уже впредь нельзя, и храбрый, непобедимый, Могущественнейший, грозный государь наш пошлет на тебя

свои войска. Тогда покаешься, да уж не вовремя; если же хочешь

быть с нами по-прежнему, пиши ко мне в Бабу>.

Самойлович весною послал было к Чигирину сильный козац-

кий отряд под начальством черниговского полковника Борковского, но должен был отозвать его, получивши царский указ не

принимать против Дорошенка слишком суровых мер. Самойлович, зная, что Дорошенка к непокорности побуждает Серко, запретил из

Малороссии возить в Запорожье хлебные запасы: это средство у

гетманов всегда было уздою, сдерживавшею запорожское своеволие, потому что братчики, занимаясь только войною, не вели у себя

сельского хозяйства; сверх того, гетман запретил принимать в

городах запорожцев на зимовье, так как у них было в обычае

всегда шататься по городам и селам Полтавского полка. С Доро-

шенком волею-неволею пришлось гетману и князю Ромодановско-