Николай Костомаров - Руина, Мазепа, Мазепинцы

войску в Борисове в числе 150 человек: Ляховйчи-добыты

неприятелем, разгромленные козаки ушли в свой край через Слуцк, а сам

Мирович со старшинами и со многими товарищами взят в полон

шведским генералом, который, забравши пленных, отправился в

Полонное к подкоморию Любомирскому, ставшему открытым

сторонником шведского короля. О дальнейшей судьбе Мировича

известно, что шведский генерал, у которого он находился в плену, отправил его, вместе с другими военнопленными, в Штеттин. Жена

Станислава Лещинского просила шведского короля отпустить

Мировича домой, но Карл не согласился, полковника отправили в

Стокгольм, и гетман посылал к нему через Малороссийский приказ

1170 ефимков на милостыню малороссийским пленным в Швецию.

Миров ичу не пришлось уже воротиться в отечество: он умер в плену.

Возвратившись в Батурин, гетман получил известие, что летом

царь приедет в Украину осматривать укрепления Киева, считавшегося тогда важнейшим оборонительным пунктом при военных

обстоятельствах того времени. Мазепа делал распоряжения для

встречи на границе Черниговского полка такого высокого, еще не

виданного в Украине гостя, но вдруг царь известил его, что приедет

прямо в Киев водяным путем. Гетман приказал собираться туда ко-

закам и сам отправился в Киев в конце июня, жалуясь в своих

письмах к Головину на свои <���подагричные и хирагричные> недуги.

В Киеве опять было искушение гетману. Все та же кума, княгиня Дольская, прислала к нему письмо, написанное цифрованною

азбукой. Мазепа позвал к себе в спальню Орлика, сам лег на

постель, а своему генеральному писарю приказал читать письмо. В

этом письме княгиня Дольская именем короля Станислава просила

Мазепу начинать <���намеренный> путь, надеясь на скорое прибытие

из Волыни целого шведского войска, и быть уверенным, что все

желания, какие гетман заявит, будут исполнены. Княгиня обещала

притом прислать <���ассекурацию> Станислава и <���гваранцию>

шведского короля. Мазепа, выслушавши чтение письма, вскочил с

гневом с постели, начал бранить княгиню, себя называл <���ношеною и

искусною> птицей, которую не удастся провести какой-нибудь

бабе, когда его не могли провести более знатные и искусные, потом

сжег полученное письмо и велел написать ответ, в котором просил

княгиню прекратить с ним такую корреспонденцию и не

помышлять, чтоб он, служивши верно трем государям, при старости лет

наложил на себя пятно измены. Запечатавши сам этот ответ, Мазепа не отдал его Орлику, а спрятал при себе, и Орлик наверно не

знал, был ли он отослан княгине Дольской или, быть может, Мазепа

написал ей иной ответ, которого содержание скрыл тогда от своего

генерального писаря.

570

Соображая обстоятельства, можно допустить, что и в самом деле

Мазепа в это время не решался еще на измену, потому что

могущество Карла не достигло еще такой высоты, чтобы верность врагу

шведского короля становилась до крайности опасною, а царское

могущество не упало до того, чтобы не возбуждать к себе страха за

будущее. Что княгиня Дольская, которой сын уже перешел на

сторону Станислава и которая сама притом была в родстве с

Станиславом, пыталась склонять малороссийского гетмана на сторону

нового польского короля, - это было уже теперь естественно; но

Мазепа, кажется, только высматривал и, так сказать, примеривался, как ему поступать, если обстоятельства действительно приведут

к необходимости искать дружбы с Карлом и Станиславом.

Петр прибыл в Киев 4 июля. Во время пребывания государя

в Киеве случились у Мазепы встречи, которые должны были

расположить его слушать с большим вниманием внушения своей

кумы. Долго Петр оказывал Мазепе дружеское расположение, и

никто не становился между ним и монархом. Но усиливавшаяся в

государе привязанность к Меншикову возбудила в Мазепе

признаки ревности к последнему. Когда царь прибыл в Киев, вдруг

разнеслась весть, что Карл XII направляется в Украину. Царь

снаряжал Меншикова на Волынь с кавалериею, а Мазепе указывал

в случае нужды содействовать Меншикову и исполнять то, что

последний прикажет. Эта предполагавшаяся тогда экспедиция не

состоялась, потому что Карл повернул из Польши не в Украину, а в Саксонию, но Мазепа принял царский указ себе в бесчестие.

<���Вот, - говорит он близким своим, - вот какое награждение мне

при старости за многолетнюю верную службу! Велят быть под

командою Меншикова! Не жалостно было бы, если б меня отдали

под команду Шереметева или иного какого-нибудь великоимени-

того и от предков заслуженного человека!>

Шляхетская гордость человека, бывшего в юности <���покоевым>

польского короля, топорщилась при мысли находиться под

командою того, кто в детстве в Москве торговал пирогами. Впрочем, была еще причина недовольства Мазепы против Меншикова.

Мазепа сватал сестру Меншикова за племянника своего Войнаров-

ского. Александр Данилович сначала обещал, а потом отрекся от

своего обещания. Орлик сообщает, будто Меншиков отвечал

Мазепе, что на его сестре сам царь думает жениться. Как бы то ни

было, но по наружности Мазепа и Меншиков казались добрыми

приятелями. Когда Петр находился в Киеве, Мазепа пригласил

на обед к себе государя и некоторых вельмож. В числе почетных

гостей был и Меншиков. Когда гости порядочно подпили, Александр Данилович, будучи <���маленько шумен и силен>, как

выражается очевидец, взял Мазепу за руку, сел с ним поодаль от

других и говорил, наклонясь к нему на ухо, но так, что стоявшие

571

здесь генеральные старшины и некоторые полковники могли кое-

что расслышать.

<���Гетман Иван Степанович, - сказал Меншиков, - пора

приниматься за врагов>. И он при этом подморгнул на старшин. Те, заметивши, что паны хотят говорить между собою втайне, стали

отдаляться, но Мазепа кивнул им, показывая знак, чтоб они

оставались, и отвечал Меншикову как будто на ухо, но так, чтобы

другие слышали: <���Не пора>.

<���Не может быть лучшей поры, как ныне, когда здесь сам есть

царское величество с главною своею армией>, - сказал Меншиков.

Мазепа возразил:

<���Опасно будет не сконча едноей войны с неприятелем, другую

начинать внутреннюю>.

<���Их ли, врагов, опасаться и щадить! - сказал светлейший. -

Какая с них польза его царскому величеству? Прямо ты верен

царскому величеству; но надобно тебе знамение твоей верности

явить и память по себе в вечные роды оставить, чтоб и впредь

будущие государи ведали и имя твое блажили, что един такой