Николай Костомаров - Руина, Мазепа, Мазепинцы

шведских аванпостах, приехал гетман к шведскому королю и

король шведский принял <���приятно дядю и всех бывших с дядею>.

Войнаровский отозвался незнанием: вел ли его дядя с кем

корреспонденцию в то время, как находился у шведского короля, с

лицами, оставшимися верными царскому величеству, потому что он, Войнаровский, к делам их не был допущен, но знает, что по приходе

своем к шведам дядя его неоднократно посылал к Оттоманской

Порте и к хану, возбуждая их против царского величества. После

Полтавской битвы, когда уже дядя был в Очакове и в Бендерах, имел

ли он корреспонденцию с кем-нибудь в Украине, того он не знает, <���но чает, что не имел, потому что был тогда гораздо болен>, да и те, которые при нем тогда находились, отъезжали от него в Яссы.

Также Орлик и прочие имели ли с кем в Украине корреспонденцию -

того он, Войнаровский, не знает, а слыхал только от Орлика, что

все они считали опасным писать к своим свойственникам в

Украину, чтоб их тем не погубить. По смерти дяди, он, Войнаровский, никакими делами не интересовался и, когда его хотели избр’ать

гетманом, он того чина принять не захотел, от чего откупаясь, дал

Орлику триста, а кошевому двести червонных. Был он, Войнаровский, при шведском короле затем, что король шведский по смерти

дяди забрал остававшиеся после “дяди 240.000 талеров.

Войнаровский хотел их от короля получить и отдать их для хранения куда-

нибудь в банк, а сам думал просить милости, царского величества, и в этих видах не принимал у шведского короля службы. Других

денег у него нет. Будучи в Бендерах, он женился на вдове

Забелиной, которая теперь живет в Бреславле: при ней нет никакого по-

житка. С королем шведским пошли Орлик, Довгополенко, двое Гер-

циков, Мирович и Третьяк. Орлику и иным даны, как он слышал, маетности в Швеции. Сам он, Войнаровский, в Швеции не бывал

и, по выезде из Турции, проживал в Вене и Бреславле.

Вместе с допросом Войнаровского, в делах Архива

Министерства Иностранных Дел сохранилась на немецком языке челобитная

царю Войнаровского в таком смысле: <���Я боялся обратиться к царю, страшась его гнева, но когда получил ордер, то добровольно явился

781

к царскому резиденту Беттигеру и отдался ему. Я никогда не был

допущен в совет с гетманом; дядя всегда удалял меня из той

комнаты, где сходились с ним его адгеренты; быть может, имея в виду

мою юность, он подозревал, что, памятуя царские милости, к ним

я не пристану. После кончины дяди я не принял гетманского чина

и тем навлек на себя нерасположение шведского короля, после того

как гетманское достоинство дано было Орлику. Я не чинил ничего

противного царскому величеству и оттого в службу шведскую не

вступал. При жизни дяди и после его смерти не мог я добиться от

шведского короля возвращения моих 240.000 талеров: от меня

отделывались только добрыми словами, а, между тем, это меня

удерживало от исполнения моего постоянного желания просить царского

милосердия. Много раз имел я мысль повергнуться к стопам

царевича, сына царского, но не представлялось удобного случая.

Надеюсь, что царь великий государь не станет наказывать меня

неповинного за грех моего дяди>. Царь указал сослать Войнаровского в

отдаленные места Сибири. Он был отправлен в Якутск, где и

прожил до старости, одичалый и забытый всеми.

В 1720 году достался в руки российского правительства другой

из эмигрантов, ушедших из Турции за шведским королем. То был

Григорий Герцик. Один из ревностнейших сторонников Станислава

Лещинского, Понятовский, неразлучный сопутник Карла XII в его

изгнании, вместе с ним прибывший в Швецию, по смерти Карла

XII перебрался в свое польское отечество и взял с собою туда

малороссийских эмигрантов Нахимовского и Мировича. За ними

вслед поехал туда же Григорий Герцик с поручениями от Орлика, остававшегося тогда еще в Швеции. Царский резидент в Варшаве, князь Григорий Федорович Долгорукий, приказал арестовать

Герцика и отправил его в Петербург. Его посадили в Петропавловскую

крепость, а 15-го марта 1721 года повезли в коллегию иностранных

дел и там, в <���публичном аппартаменте>, перед полковником

Вельяминовым-Зерновым и пред асессорами, Герцик был подвергнут

допросу. О начале измены Мазепы этот соумышленник не мог

сообщить почти ничего, так как он пристал к Мазепе уже тогда, когда

Мазепа находился с шведским королем в Ромнах; о самом себе по

отношению к этому времени Герцик сказал только то, что, пребывая

с Мазепою и другими соумышленниками в Ромнах, он ради

насущных нужд занимался шинковым промыслом, несмотря на то, что

свойство его с Орликом (женатым на сестре Герцика) давало право

на лучшее место в обществе мазепинцев. После Полтавской битвы

Григорий Герцик, вместе с другими своими братьями, Иваном и

Афанасием, последовал за Карлом XII и Мазепою в турецкие

владения. Там, по поручению Войнаровского, Григорий Герцик отвозил

тело умершего гетмана Мазепы в Галац для погребения, потом

Орлик посылал его к запорожцам с девятью кесами (кошельками), из

782

которых в каждом было по 500 левков, всего 4.500 левков; потом

Герцик был отправлен вместе с Горленком в числе других в

посольство, снаряженное в Константинополь. Вспоминая об этом времени, Герцик в своем показании сообщает интересное известие, показывающее, что между мазепинцами, пребывавшими тогда в турецких

владениях, не было взаимного доверия. Отправляя посольство в

Константинополь, Орлик составил три инструкции: одну

представил он шведскому королю, и в ней старался сколько возможно

подделаться к нему; другая составлена была для Турции: там просили

Порту оказать протекцию, дать денег и провианта и, сколько

помнилось Герцику, посылалось обещание верности Порте. Третья

инструкция была секретная, известная только Орлику да

Максимовичу, бывшему тогда в звании генерального писаря/Ни Горленко, бывший во главе этого посольства, ни Герцик, пожалованный перед

тем от Орлика чином генерального асаула, никак не могли узнать, что заключалось в этой третьей инструкции, а только догадывались, что в ней было что-то такое, что укрывалось и от шведского короля.

Но потом Горленко, вместе с Максимовичем, таились от Герцика и

показывали к нему недоверие: турецкий визирь выдал на

содержание козацкого войска восемь <���кес> денег, но не вручил их

посольству, а отправлял с агою при письме к Орлику. Горленко и

Максимович достали себе латинский перевод этого турецкого письма, но

не показали его Герцику. Когда шведский король уезжал из