Сергей Семанов - Председатель КГБ Юрий Андропов

Отметим попутно одно интересное обстоятельство: единственный из ныне живущих крупных деятелей той эпохи, кто не оставил никаких воспоминаний и не дал ни одного интервью в печати, это только Виктор Михайлович Чебриков. А ведь именно он стал шефом КГБ при Андропове, и вплоть до 1988 года. Он-то знает очень много. Но молчит почему-то.

Период с июня по октябрь 1982 года — исключительно темное место в советской политической истории: все вроде бы на своих местах в Политбюро, все тихо-спокойно, обычная словесная рутина в идеологии, потихоньку воюют в Афгане, ведутся с Западом многоречивые переговоры о разоружении, но что-то, что-то напряженное чувствовалось.

Сколько-нибудь реальные обстоятельства скрыты по сей день, поэтому пока нечего и гадать. Вот почему так смешно читать самоуверенное пустобрехство Соловьева и Клепиковой. Это так смешно, так напоминает плохой голливудский фильм, что нельзя не потешить читателя. Цитируем: "Рано утром 10 сентября министр внутренних дел, генерал армии Щелоков получил от Брежнева официальное разрешение на арест Андропова — "в интересах безопасности государства" — и отдал приказ генерал-лейтенанту Чурбанову немедленно выполнить распоряжение Генерального секретаря ЦК КПСС и председателя Президиума Верховного Совета СССР. Чурбанов отправил одновременно два наряда милиции — один на квартиру Андропова, другой — к его кабинету в ЦК. Оба милицейских наряда, естественно, натолкнулись на внутренние войска безопасности. Один, который направлялся на Старую площадь к зданию ЦК, был разоружен верными Андропову войсками еще по дороге. Второй оказался более проворным. По слухам, которые у нас нет возможности проверить, в доме № 26 по Кутузовскому проспекту, где поэтажно занимали квартиры Щелоков, Брежнев и Андропов, в тот день слышалась перестрелка. По Москве поползли зловещие слухи об убитых и раненых".

На супругах-соавторах не только креста, но и стыда нет. Откуда им такой бред привиделся? Прошло десять лет "перестройки", но в нашей печати о тех "перестрелках" не упомянуто ни слова. Забудем же о беспардонных лгунах, но еще раз отметим — примерно на таком же уровне описывается деятельность Андропова и за рубежом, и, к сожалению, иногда у нас.

Как же обстояло на самом деле? Имелись ли трения между главами крупнейших правоохранительных ведомств? Да, имелись, и со времени дряхления Брежнева постепенно и неуклонно обострялись. Брежнев при всей осторожности и внешне полном повиновении Андропова, однако, в глубине души не доверял ему. Как известно, тот не ездил с ним на охоты, не участвовал в банных, винных и тем паче иных делах. Для Генсека глава Лубянки оставался "чужим". А позже к подозрениям прибавились, видимо, и доносы. Тогда же в противовес Андропову Брежнев начинает усиливать ведомство Щелокова.

… Немногие лица, проходившие через подъезды № 1 и № 1а ЦК КПСС на Старой площади (там на пятом этаже располагались кабинеты всех секретарей и стояла дополнительная охрана), молчаливо изумлялись, почему наряду с рослым, заматеревшим уже офицером КГБ напротив него стоял юноша в красных погонах рядового МВД? Теперь-то ясно: свидетель. Безоружный, узкоплечий, глупый, но свидетель. В случае чего его пришлось бы "мочить", а это. о, это очень опасно! Об этом мы, там бывавшие, осторожно перешептывались.

Кто только не написал мемуаров о последних годах правления Леонида Ильича! Но об отношениях темной пары Андропов — Щелоков дружно все помалкивают, как сговорились. Понятно, тайны спецслужб — дело для гласного обсуждения небезопасное. И только наивный кремлевский лекарь Чазов позволил себе кратко проговориться. После известия о самоубийстве Цвигуна, пишет он, "я позвонил Андропову и рассказал о случившемся. По его вопросам я понял, что это было для него такой же неожиданностью, как и для меня. Единственное, о чем он попросил, чтобы мы никого не информировали, особенно органы МВД (зная отношения в то время МВД и КГБ, мы не собирались этого делать), сказал, что срочно будет направлена следственная группа, с которой и надо нашим товарищам решать все формальные вопросы.

Как мне показалось, Брежнев, или в силу сниженной самокритики, или по каким-то другим причинам, более спокойно, чем Андропов, отнесся к этой трагедии. К этому времени это был уже глубокий старик, отметивший свое 75-летие, сентиментальный, мягкий в обращении с окружающими, в какой-то степени "добрый дедушка". Как и у многих стариков с выраженным атеросклерозом мозговых сосудов, у него обострилась страсть к наградам и подаркам".

Как бы то ни было, но после майского пленума ЦК КПСС на Лубянке появился ставленник Брежнева Фе-Дорчук, а нелюбимый Андроповым Щелоков устоял. Нет, рано хоронили Леонида Ильича! Каковы бы ни были "перетягивания каната" в Кремле в 1982-м году, но идеологией Андропов продолжал внимательно заниматься, вникая в Детали. И тут волей-неволей опять придется вернуться к не очень значительному на общем фоне "делу Се-манова".

В августе 1981 года органами КГБ был арестован историк-публицист А. Иванов, выпустивший в "самиздате" ряд сочинений, которые идеологическое начальство сочло вредными. В течение лета и зимы по делу Иванова таскали на допросы немало людей, большинство их я знал, это были обыкновенные русские интеллигенты, ни в коей мере не злодеи и не заговорщики. Меня упредили накануне, причем довольно необычно: по телефону в конце июля меня вызвал сам начальник "пятки" генерал Ф. Бобков и, уже при встрече, профессионально-благожелательно улыбаясь, просил меня вести себя "сдержаннее" и просмотреть "круг своих знакомых". Беседа была очень краткая и состояла из общих слов.

Я не придал ей особого значения, просто предупреждают: сиди-ка ты, парень, тихо… Я ошибся.

Это был обычный для той поры, "протокольный", так сказать, шаг органов политического сыска, которые "шили дело" любому гражданину. Полагалось вести "профилактику", то есть пытаться предупреждать возможные нарушения. Вот и меня Бобков "предупредил", хотя отлично знал, что ни с подозрительными иностранцами, ни с агентами влияния я не общаюсь. Но соответствующая "галочка" в моем деле была поставлена: его мы предупреждали.

За мной было устойчивое наружное наблюдение ("наружка", выражаются в "органах"), это так мало скрывалось, что даже я, человек слабо наблюдательный, не мог не заметить. Звонил я уже только из автомата, благо у Киевского вокзала, близ моего дома, их было множество, и по ним говорили беспрерывно, так что подслушивание там крайне затруднено.

Главное для меня — это спрятать документы, в особенности мои летописные записи. Здесь, в этом без шуток опасном деле, мне с готовностью помогли мой старый друг, известный литератор Марк Любомудров и мой ученик молодой историк Владимир Колобаев. Первый спрятал чемодан на даче под Ленинградом, второй — на даче под Москвой. Сделали мы это довольно ловко, ибо Лубянка очень интересовалась моими бумагами, но концов не нашла. Дом был "очищен", что очень важно для возможного подследственного.