Гаральд Граф - Императорский Балтийский флот между двумя войнами. 1906–1914 гг.

Первое время, особенно при больших ходах, мы стояли на вахтах, не спуская глаз с переднего миноносца, боясь налезть на него или растянуть строй. С течением времени глаз так привык, что сразу же замечал неправильность расстояния и необходимость прибавить или убавить обороты. Первым условием хорошего ведения вахты было соблюдение спокойствия. Если же вахтенный начальник нервничал, то это не только отражалось на точности соблюдения миноносцем места в строю, но портило весь строй дивизиона. Кроме того, это вносило нервность и в управление машинами, так как при частых изменениях оборотов машинисты не успевали исполнить приказания мостика. Только они начинали прибавлять обороты, как получали обратное приказание.

В темное время, конечно, было еще труднее, когда очертания переднего миноносца расплывались, но тогда спасали кильватерные огни. При помощи призмы Веля по ним легко было проверить точность расстояния. Во время же дождливой погоды и сильной волны, а особенно в тумане приходилось туго и надо было иметь большой опыт, чтобы соблюдать место в строю и кораблям не растеряться.

Во всяком случае, на вахтах на миноносцах зевать было нельзя, все решения должны были приниматься быстро и без колебаний. Это приучало молодых офицеров к самостоятельности и решительности. Они переставали бояться управляться, когда оставались одни на мостиках.

Адмирал тратил много времени на практику перестроения и сигнализацию. Он стремился, чтобы командиры усвоили их выполнять стройно и уверенно. Добивался автоматичности в их выполнении, что было так важно во время боя и при выполнении различных других боевых заданий. Кроме того, адмирал считал, что, уча командиров миноносцев маневрировать, он тем самым дает им опыт и для их будущего командования большими кораблями.

Когда по сигналу с адмиральского миноносца дивизионы перестраивались из строя кильватера в строй фронта или пеленга, при стройности выполнения этого маневра получалось замечательно красивое зрелище. Как один, миноносцы поворачивали на требуемое число градусов и неслись параллельно. Новый сигнал, и все делали обратный поворот и снова оказывались в кильватерной колонне.

После цикла этих упражнений нашему дивизиону предстояло идти в Ревель, чтобы пройти курс артиллерийских стрельб, на что давалось три недели. Трудности были в неимении достаточных средств для их выполнения.

В назначенные дни миноносцы по очереди выходили на стрельбы к о. Нарген – одиночные и групповые. Стреляли первоначально по неподвижным щитам, а затем по буксируемым. Первые давали практику комендорам и наводчикам, а вторые еще и офицерам, управляющим стрельбой.

В эти дни весь личный состав увлекался артиллерийским делом и комендоры были своего рода героями дня. Хотелось достичь наилучших результатов, быть лучшими по стрельбе.

На отдельных миноносцах специальных артиллерийских офицеров не полагалось, и таковой имелся один на дивизионе. Да в те времена за недостатком артиллерийских офицеров и они были большой редкостью, так что часто флагманскому артиллерийскому офицеру дивизии одному приходилось руководить всеми стрельбами (в те времена таковым был лейтенант М.И. Никольский, в будущем командир крейсера «Авроры»; он был первым офицером, убитым во время переворота 1917 г.).

У нас на «Добровольце» артиллерией ведал лейтенант Витгефт. У него был опыт с артиллерией при осаде Порт‑Артура, так что он успешно справлялся с нашей. Первоначально приходилось много тратить усилий, чтобы натренировать подносчиков быстро подносить патроны и заряжать орудия, так как этим достигалась скорострельность, а от нее действительность поражения. С этим справились быстро и достигли 12–14 заряжений в минуту.

«Боевая тревога» для нас стала привычным делом. Миноносцы через несколько минут были готовы к бою – бортовые стойки повалены, снаряды поданы на палубу, орудия заряжены. Все стояли на своих местах, ожидая приказаний с мостика «открыть огонь». Приказание получено – миноносец вздрагивает, раздается звук первого выстрела, затем второго. Все наблюдают, куда упадут снаряды, где поднимутся всплески: «перелет», «недолет», «вилка». Меняется установка прицела, и стрельба идет «на поражение», начинается «беглый огонь». Галс закончен. Миноносец ложится на обратный курс и открывает стрельбу другим бортом. Наблюдатели у щитов сообщают результаты.

Команда любила стрельбу. Она ее увлекала и рождала спортивное чувство. Выстрел сделан, моментально открывается затвор, автоматически вылетает гильза, которая летит на палубу, в ту же секунду подносчик всовывает новый патрон. Комендор закрывает затвор, взводит курок, и орудие готово (на больших миноносцах были 120‑мм орудия в 40 калибров [125]). Наводчики продолжают непрерывно наводить оптические прицелы на цель. На все это идет 5–6 секунд.

После стрельбы дивизион возвращался в гавань и швартовался у стенки. Прислуга орудий должна была промыть орудие и смазать.

Стрельбы очень утомляли, но все же по вечерам мы любили съезжать на берег, чтобы погулять в «Екатеринентале», зайти в ресторан поесть раков и выпить хорошего ревельского пива, а то и закатиться на Горку (известный летний кафе‑шантан). Если же не было охоты ехать на берег, то просиживали в своей компании на миноносцах за дружеской беседой.

Кстати, она временно увеличилась дивизионным врачом [126], которого штаб поселил у нас. Он оказался милейшим и компанейским человеком. Хотя он был глубоко штатским человеком и впервые попал в военно‑морскую среду (да и к тому же был эстонцем), но быстро и легко вошел в нашу компанию, и уже через несколько дней мы стали большими друзьями. Будучи очень хорошим врачом и серьезным человеком, он был не прочь повеселиться и был «не дурак выпить». Выходы с ним на берег нередко сопровождались самыми удивительными приключениями, тем более что он знал Ревель «вдоль и поперек». Как‑то он повел нас в какое‑то таинственное кафе, которое действовало только по ночам и где прислуживали девицы в каких‑то фантастических костюмах. Затем мы с ним попали в какой‑то нелегальный карточный клуб, где часто происходили крупные скандалы. Вроде того, что проигравшийся игрок неожиданно тушил свет и утаскивал со столов деньги или происходила стрельба с побоищем. Конечно, мы не принимали участия в игре и лишь забавы ради наблюдали за происходящим.

Во время стоянки в Ревеле мы вдруг стали замечать, что наш командир что‑то часто стал исчезать с корабля и его постоянно встречали в дамском обществе. Особенно он часто показывался в обществе жены флагманского врача Зорта [127]и даже раз пригласил супругов к нам на обед. Впоследствии он женился на ней, она была очень интересной женщиной [128]. Это нам казалось подозрительным, и мы шутили, что не собирается ли он первым нарушить устав нашего монастыря.