Гаральд Граф - Императорский Балтийский флот между двумя войнами. 1906–1914 гг.

Чем дальше шло время, тем мне все более серьезно приходилось думать о предстоящих экзаменах в академию. Разрешение на поступление я уже имел. Но не так‑то легко было совмещать службу, семейную жизнь и учебу. Для учения приходилось урывать свободное время на корабле, а то как придешь домой вечером, так непременно что‑либо помешает – то надо идти гулять, то в Собрание, а то пришли гости или оказались приглашенными куда‑то. Так и откладываешь занятие до следующего раза. Конечно, можно было бы оставаться по вечерам на корабле и там бы никто не мешал учиться, но тянуло к семье. На удачу и Молас собирался поступить в академию и поэтому мне мирволил, и иногда во время стрельб мы с ним вместе занимались, благо они нас не касались.

Военно‑морской отдел академии был открыт только два года тому назад и, следовательно, мой выпуск должен был быть третьим. Окончание этого отдела никаких привилегий не давало, но давало возможность расширить свои знания по военно‑морским вопросам, и это было заманчиво.

В середине лета, как и в Минном отряде, полагалась «прогульная неделя». На эту неделю Отряд обычно уходил в Гунгербург. Таким образом, я попадал в старый знаковый Гунгербург, где так приятно провел время, плавая на «Добровольце».

С тех пор прошло уже немало времени, и, наверно, большинство жителей переменилось, но курорт, очевидно, не изменился и жил прежней жизнью. Да и что может измениться в таком дачном месте! Наш приход, конечно, произвел большое волнение среди дачников и дал повод повеселиться.

Эту неделю никаких занятий не полагалось и слушатели предавались отдыху. Большинство офицеров съехало на берег. Даже кое‑кто поехал посмотреть на Нарву, куда шел по реке небольшой пароходик. Этот старинный городок очень живописно расположен на крутом берегу Наровы.

Как обычно, был устроен бал. Он был блестящим, но неожиданно закончился очень неприятной историей, которая вообще испортила наше пребывание в Гунгербурге. Главное, что она разыгралась из‑за нашего штурмана [277], человека очень милого, но который под влиянием вина становился тяжело переносимым.

Наши офицеры познакомились с какими‑то штатскими, которые им очень понравились. После бала они с ними остались ужинать. При этом выпито было немало, и наш штурман пришел в свое неприятное настроение. По каким‑то, для всех не известным причинам он повздорил с одним из новых знакомых. Но его успокоили, и, казалось, все благополучно уладилось. Компания стала расходиться, а штурман остался в ресторане, видимо, обдумывая происшедший инцидент. Выпив еще, он пришел к убеждению, что, несомненно, оскорблен, и даже очень. Поэтому должен немедленно разыскать обидчика и потребовать извинения и, если тот на это не пойдет, то вызвать на дуэль. Адрес своего обидчика он имел. Выйдя из ресторана, он столкнулся с несколькими офицерами с «Александра» и им сообщил, что едет разыскивать такого‑то господина, чтобы вызвать на дуэль. Все его начали успокаивать и советовали отложить решение до следующего дня. Но штурман закусил удила, и переубедить его было нельзя. Тогда один из офицеров решил ехать с ним вместе, чтобы не дать разрастись скандалу, надеясь, что тот понемногу успокоится.

Дом, где жил «обидчик», им разыскал извозчик, но в этом доме света не было и не у кого было узнать, действительно ли означенный господин живет там. Тогда штурман соскочил с извозчика и начал ломиться в дверь. В доме начался переполох, и, видимо, жильцы боялись открыть дверь. На шум прибежал полицейский и стал уговаривать прекратить скандал, но штурман не унимался. Проснулись жители из соседних домов, и оказалось, что то лицо там не живет. Получился полный конфуз – пьяный морской офицер ломился к неизвестным людям.

После такой встряски воинственный штурман успокоился, и его увели на корабль. Но на следующий день в местечке только и было разговору, что об этом случае, да, очевидно, его сильно раздули. Все стало известно адмиралу, и он приказал немедленно штурмана арестовать в каюте с приставлением часового. Сам штурман теперь уже отдавал себе отчет во всей дикости учиненного им скандала, да было поздно. Но этим дело не кончилось, и ему пришлось подать в отставку, а он был отличный офицер и морскую службу очень любил. В довершение всех бед из‑за этого расстроилась и его женитьба.

Таким образом, мы покинули Гунгербург под тяжелым впечатлением этого неприятного случая. Следующий раз мне там пришлось быть уже только в 1919 г., поздней осенью, в разгар Гражданской войны. Гунгербург выглядел мертвым и совершенно заброшенным. Все дачи стояли с заколоченными окнами и дверьми, было пусто и мрачно [278]. Жизнь русского Гунгербурга кончилась…

После возвращения в Ревель отряд немедленно приступил к продолжению занятий. Потекла обычная деловая жизнь. Через месяц слушатели заканчивали свое обучение и теперь приступали к более серьезным стрельбам с боевых кораблей.

От времени до времени на Ревельский рейд приходили бригады линейных кораблей и крейсеров, чтобы проходить курс своих стрельб. Флот быстро совершенствовался в стрельбах, и приходилось только сожалеть, что в строю нет еще современных кораблей. Самыми новыми, но не современными были линейные корабли «Андрей Первозванный» и «Император Павел I». Из крейсеров лучшим был «Рюрик», на котором теперь держал свой флаг начальник Действующего флота – адмирал Эссен. Этот крейсер был построен на заводе Виккерса в Англии и наиболее удовлетворял всем современным требованиям.

Яркая зелеными красками и бьющая молодостью весна давно сменилась спокойными цветами лета – густою листвою и высокой травой. Но и эти цвета уже стали блекнуть, и листья запестрели и поредели: начала чувствоваться ранняя северная осень. Она, как всегда, навевала меланхолическое настроение. Впрочем, оно тоже имело свою прелесть: хотелось каких‑то перемен; охватывала какая‑то сладкая тоска.

Как красивы в ясную погоду северные вечера. Темно, но небо так ярко светится бесчисленными звездами, и луна льет свой таинственный свет. С наслаждением вглядываешься в бесконечную даль небес, такую непонятную и как‑то манящую.

Как часто в такие осенние вечера можно наблюдать падающие звезды. Вот блеснула звездочка и покатилась вниз. Блеснула еще раз и исчезла в темноте. Говорили тогда, что, пока она летит, надо задумать какое‑нибудь желание и, если успеешь это сделать, то оно сбудется. Неизвестно, такое ли уже это верное средство, чтобы добиться исполнения желания, но как‑то невольно, когда завидишь падающую звездочку, стараешься скорее воспроизвести какое‑то желание, да редко это удается, слишком неожиданно происходит падение…

В середине августа в Морском собрании, предстоял прощальный костюмированный бал. Этим заканчивался летний сезон. Наши дамы и барышни усиленно готовились к этому балу. Каждая хотела создать себе костюм, наиболее красивый и оригинальный. Им хотелось блеснуть в последний раз в это лето.