Федор Раззаков - Марина Влади и Высоцкий. Француженка и бард

В номере артиста встретили двое сотрудников «пятерки» — пятого Управления КГБ, курировавшего идеологию. Первое, о чем спросили гостя — как он решился без официального разрешения вылететь в США. Ответ последовал хорошо нам известный: дескать, жена там лечилась, а я ее сопровождал. А когда этот ответ чекистов не удовлетворил и они попытались приструнить артиста, тот неожиданно резко сказал: «Я сам знаю, что мне можно и что нельзя. И что вы можете мне сделать? Я всего достиг сам».

Следующей темой, которой коснулись чекисты, было участие Высоцкого в альманахе «Метрополь». Но артист и здесь нашел, что ответить: сказал, что готов обсуждать эту тему только в присутствии остальных участников альманаха. Тогда чекисты задали ему следующий вопрос, ради которого, как понял артист, его сюда и позвали: дескать, не он ли переправил оригинал альманаха в Америку? Уж больно, мол, подозрительное совпадение: Высоцкий приезжает в Штаты, и тут же издатель Карл Проффер заявляет о том, что у него имеется оригинал сборника, и что он немедленно готов приступить к изданию альманаха.

Высоцкий ответил честно: «Нет, не я. Это простое совпадение». И так уверенно это произнес, что у чекистов не осталось сомнений — не врет. Тогда последовал еще один вопрос: где деньги за американские концерты — как мы помним, Высоцкий заработал 35 тысяч долларов? Артист ответил вопросом на вопрос: «А вы знаете, сколько стоит лечение в Америке?». Больше вопросов ему не задавали. Вернее, автор этой книги о них ничего не знает.

А вот вам другой пример с другим известным в СССР и в мире человеком — вратарем хоккейного ЦСКА и сборной СССР Владиславом Третьяком. Один раз в этой книге я уже его вспоминал, сделаю это еще раз, благо в его жизни были случаи, похожие не те, что происходили и с Высоцким. Итак, в самом начале 80-х Третьяк снялся в рекламе на Западе и заработал за это 50 тысяч долларов — чуть больше, чем Высоцкий за нью-йоркские концерты. Так вот, почти всю эту сумму у Третьяка забрало его родное государство, оставив ему всего лишь несколько сот долларов. А ведь, напомним, Третьяк был любимчиком самого Брежнева, ходил под «крышей» Минобороны. Спрашивается: к кому же лучше относились советские верха в те годы — к полудиссиденту Высоцкому или олимпийскому чемпиону Третьяку? И за что, интересно, такие почести выпадали на долю Высоцкого? Может быть, за то, что на самом деле он должен был быть таковым в глазах широкой общественности, а для «верхов» он был очень полезным кадром? Ведь это нонсенс для советской системы — человек (Высоцкий) в открытую игнорирует ее законы, внаглую вертит на одном месте «верхи», а они с ним ничего не могут поделать. Ни Брежнев, ни Суслов, ни Андропов — никто. Прощают ему всяческие закидоны за рубежом, где советские граждане должны вести себя исключительно правильно, в противном случае, как пел сам Высоцкий, «Это, значит, не увижу я ни Риму, ни Парижу». Однако Высоцкий эти законы в открытую нарушает, да еще с неимоверной наглостью, как это было в Нью-Йорке. А его не могут даже приструнить, будто он — сын генерального секретаря ЦК КПСС или, на худой конец, министра иностранных дел. Ах да, забыли — он же всенародно любимый певец, за которого советский народ (сам Высоцкий иронично называл его «совейским») готов был лечь костьми, или, на худой конец, выйти на массовые демонстрации. Поэтому, якобы, власть предержащие и боялись трогать певца, чтобы не разжигать пламя народного бунта. Большего бреда, чем этот, представить себе невозможно.

Есть куда более правдоподобная «отмазка». Высоцкий — муж Марины Влади, влиятельного функционера ФКП. Но если признать эту «броню» Высоцкого, тогда стоит задаться вопросом: а что имели с этого советские «верхи»? Ведь если они прощали многочисленные грехи Высоцкому как мужу видного члена ФКП, значит, он (или она) должны были делать нечто такое важное для Москвы, что могло бы компенсировать их лояльность по отношению к грехам певца, как за рубежом, так и на родине. Так сказать, баш на баш. В противном случае надо было держать советских руководителей за полных идиотов, которые прощают Высоцкому его наглое поведение почти за бесплатно — только в обмен на его песни. Дескать, вы, Владимир Семенович, сочиняете такие отличные произведения, что мы просто не имеем права вас наказывать — рука не поднимается. При этом напомним, что песни Высоцкого любили далеко не все власть предержащие. Например, второй человек в Политбюро — Михаил Суслов, который отвечал, кстати, за всю советскую идеологию — эти песни терпеть не мог, считая их чрезвычайно вредными для общества. Но и этот всесильный человек ничего не мог поделать с бардом, у которого даже никакого официального звания не было. Почему? И снова повторимся: Высоцкий был именно полезным кадром для либерального крыла в советских верхах, того самого крыла, которое со второй половины 70-х фактически начало править страной, готовя ее к будущим либеральным реформам. Как говорится, либерал либералу глаз не выклюет. Кстати, эта поговорка актуальна и поныне.

12 февраля 1979 года в Театре на Таганке была показана премьера спектакля «Преступление и наказание» по Ф. Достоевскому, где Высоцкому досталась роль Аркадия Ивановича Свидригайлова. Мы уже упоминали об этой роли в свете характера самого Высоцкого — во многом он был похож на Свидригайлова. А именно — закулисной стороной своей биографии, которую он тщательно скрывал от окружающих. Но она буквально рвалась наружу, поэтому Высоцкий позволял себе обнаруживать ее либо в песнях, либо в своих кино— и театральных ролях.

Еще в конце 60-х Высоцкий сыграл в кино двух большевистских агентов, действовавших под носом у охранки — в ильмах «Интервенция», 1968 и «Опасные гастроли», 1970. А в «Четвертом» (1973) он исполнил роль человека, которого мучают угрызения совести в связи с тем, что он предал память своих погибших в концлагере товарищей. Они перед смертью обязали его жить по совести, а он не смог выполнить этот наказ. Не мучили ли порой и Высоцкого муки совести в связи с тем, что он согласился участвовать в закулисных играх с власть предержащими, что многие его друзья вряд ли бы ему простили?

Здесь на память приходит история с Левоном Кочаряном — близким другом Высоцкого еще по жизни в Большом Каретном. Когда в сентябре 1970 года Кочарян скончался от рака, Высоцкий не пришел к нему на похороны; впрочем, он ни разу не навестил его и в больнице. Наш герой потом объяснял это тем, что не мог видеть сильно обезображенного болезнью друга. Но, может быть, дело было в другом — Кочарян уже догадывался о неких связях Высоцкого с «верхами», хотел с ним поговорить об этом, но тот счел за благо прервать с ним всяческие отношения? И Кочарян унес эту тайну с собой в могилу.