Игорь Эйдман - Новая национальная идея Путина

Сейчас модно противопоставлять «путинскую» и «ельцинскую» системы. Создается миф о том, что при «хорошем Ельцине» страна развивалась по демократическому пути, но пришел Путин «и все опошлил» (как в анекдоте про поручика Ржевского).

В действительности Путин только завершил формирование режима, сложившегося при первом президенте России, основанного на сращивании власти и бизнеса, тесном союзе коррумпированной бюрократии и полукриминальных предпринимателей. Разница в том, что при Ельцине первую скрипку играл приближенный к власти бизнес (т. н. олигархи). А при Путине резко усилилось влияние бюрократии и спецслужб. Данная «рокировочка» никак не коснулась большинства сфер жизни общества.

Мария Снеговая в недавней интересной статье в «Ведомостях» сравнивает путинский режим с латиноамериканским бюрократическим авторитаризмом и африканскими неопатримониальными режимами. Но зачем искать аналоги в экваториальной Африке, когда они, что называется, под боком?

Система, сформировавшаяся в России и большинстве стран СНГ, очень близка к азиатскому бюрократическому капитализму или этатизму (как ее назвали в кемалистской Турции). При ней каждый видный бюрократ еще и бизнесмен. А каждый бизнесмен работает под бюрократической крышей. Такая ситуация существовала во многих развивающихся странах, причем не только азиатских. Характерные примеры этой системы — режим Сухарто в Индонезии, Маркоса на Филиппинах, Садата и Мубарака в Египте, Ассадов в Сирии, Бургибы и Бен Али в Тунисе, Бумидьена и Бенджадита в Алжире и т. д. В Латинской Америке к этой модели ближе всего многолетнее правление Институционно-революционной партии в Мексике.

Все эти режимы объединяет:

• сращение бизнеса и бюрократии,

• засилье государственно-монополистических структур в экономике,

• авторитарная власть, профанация выборов и других демократических институтов,

• формальная многопартийность при фактическом господстве одной правящей партии,

• высокий уровень коррупции,

• большое влияние силовых структур и спецслужб,

• передача власти от президента-диктатора его преемнику (часто),

• сочетание официального национализма и фактически компрадорской сущности элиты,

• огромный разрыв в доходах между бедными и богатыми при популистской государственной демагогии

Разница между бюрократическим авторитаризмом латиноамериканского образца, о котором пишет Снеговая, и этатизмом в сильном прямом участии государства в экономике, не просто на уровне персональных связей чиновников и бизнесменов, а в форме монополистических и других мегакомпаний с мощным государственным участием. Дело в том, что латиноамериканские диктаторы в большинстве были крайне правыми (кроме той же Мексики и ряда других стран). Они воспринимали прямое участие государства в экономике как «грех левизны». А российские власти лишены таких предрассудков. Они активно используют для обогащения не только частные, но и квазигосударственные компании, что характерно для азиатских и североафриканских этатистских режимов, начиная с кемалистской Турции.

При Ельцине демократические институты, как и сегодня, во многом были профанацией. Достаточно вспомнить позор 1996-го, когда полуживого и полувменяемого «гаранта» олигархи буквально за шкирку втащили в президентское кресло, используя для этого всю мощь государства. Ельцин просто в силу специфики личных обстоятельств был слабым диктатором. Хоть некоторые холуи, ставшие сегодня пламенными «демократами», и называли его царем, это был царь из русских потешных сказок.

Однако бюрократия и при Ельцине не была простым оператором процесса передела собственности. Весь большой бизнес 90-х был в той или иной степени связан со спецслужбами и бюрократией: от ведущих рекламных агентств до нефтяных компаний. Субъектом принятия решений в стране тогда, как и сейчас, была пара: чиновник (часто видный чекист) и его партнер-«коммерс». Так было и в центре, и на местах.

При Путине власть изменилась, прежде всего, эстетически и идеологически. По-настоящему важная содержательная перемена произошла только одна. Путин усилил роль в государстве чиновничьего и спецслужбистского аппарата. Возвысил бюрократию над бизнесом. Чиновники, которых бизнес раньше кормил с рук, стали его нагло обирать. «Коммерсы» вынуждены больше делиться с чиновниками, а путь из спецслужб в олигархи стал короче. Тем не менее, не следует забывать, что независимого от бюрократии крупного бизнеса у нас не было и при Ельцине.

Политический режим несколько изменился. От слабого авторитаризма страна перешла к более сильному. Однако эта перемена все же не была радикальной. В основном существовавшая при Ельцине система сохранилась. Принципиально не изменились даже экономическая политика и персональный состав бизнес-олигархии. Влияние олигархов на политические процессы уменьшилось, но не исчезло. Российская политическая элита едина, несмотря на все скандалы и склоки. Что может связать теснее, чем общие экономические интересы, общий бизнес? Тем более, если этот бизнес криминальный. А каким же еще он может быть, если основан на приватизации 90-х? Бывшие «молодые реформаторы», многие из которых теперь стали «оппозиционерами», олигархи и путинские власти — все они связаны общей заинтересованностью в сохранении результатов приватизационных афер.

Возьмем только один пример: историю с хищением (скупкой за бесценок!), а затем сбытом акций ТНК. В этой истории т. н. «молодые реформаторы» в правительстве в 1997—98 годах выступили в качестве наводчиков, отворивших трем олигархам ворота. А Путин с Сечиным, заплатившие недавно этим олигархам за украденное тогда у государства добро почти 28 млрд долларов, стали фактически скупщиками краденого.

Миф о «хорошем, демократическом Ельцине» может быть выгоден только тем, чья цель — не изменение системы, а перераспределение полномочий в тандеме криминального бизнеса и коррумпированной бюрократии в пользу бизнеса. Как это было в ельцинские времена. В таких переменах заинтересованы поднявшиеся еще при Ельцине бизнес-олигархи, не обязанные Путину своим возвышением, но опасающиеся конкуренции со стороны «путинских» ставленников и давления оборзевших чекистов. Большинство жителей страны, ничего не получившие от номенклатурной приватизации, заинтересованы в радикальном сломе всей системы «азиатского» бюрократического капитализма в России.

Результаты приватизации крупных компаний — экономическая база господства нынешней олигархии. Без разрушения этой базы невозможно обеспечить какие-то позитивные демократические изменения в стране. Любые группировки олигархии, хоть «силовые», хоть «семейные», на это никогда не пойдут.