Игорь Эйдман - Новая национальная идея Путина

Революционеры 1848 года, сторонники демократической общеевропейской республики (Виктор Гюго, Мадзини и др.) опередили свое время лет на 150. Идеи тех, кто тогда призывал не только к политической, но и к социальной республике (Луи Блан, Пиа, Прудон, Герцен и т. д.) тоже реализовываются. Вряд ли кто-нибудь возьмется отрицать, что капитализм XIX века был ужасен (это был, по сути, рыночный ГУЛАГ для работников): детский труд по 12 и более часов в день, массовый голод (только в Ирландии от него гибли миллионы, которым власти не оказывали помощь, чтобы «не нарушать правила свободного рынка»), чудовищная нищета городских низов, недоступность для них элементарной медицинской помощи. Сейчас все это в далеком прошлом. Развитые европейские страны, создав систему трудовых и социальных гарантий, победили голод и разрушающий здоровье каторжный труд. Так реализовались идеи социалистов 19-го века. Но это была лишь первая часть их программы. Дальнейшая ее реализация ведет к обществу не только без голода и нищеты, но и без собственности и наемного труда.

Десятилетиями скептики высмеивали утопию единой европейской республики. Но она реализовалась. Возможно, когда-нибудь в полной мере претворятся в жизнь и проекты социальных утопистов XIX века. Формирование Евросоюза — шаг на этом пути. Поэтому многие леваки, например Троцкий, еще в начале XX века поддерживали идею Соединенных Штатов Европы. «Если бы капиталистическим государствам Европы удалось сплотиться в империалистический трест, это, разумеется, означало бы шаг вперед по сравнению с нынешним состоянием… Пролетариату в этом случае приходилось бы бороться не за возврат к “автономному” национальному государству, а за превращение империалистического треста государств в республиканскую европейскую федерацию».

Как предупреждал еще Герцен, социальная республика может возникнуть только в результате развития политической демократии. Нельзя «ставить телегу впереди лошади», авторитарными методами формировать социалистическое общество. Именно поэтому провалился большевистский эксперимент. Социальная республика в Европе может возникнуть только на основе евроинтеграции демократических стран.

В реализации демократических идей Нового времени в последние десятилетия на Западе произошел прорыв. Прежде дискриминируемые женщины, национальные, расовые, сексуальные меньшинства реально стали равноправными членами общества. Черный президент США, открытый гей — министр иностранных дел Германии, несколько министров обороны — женщин в европейских странах — все это еще лет 50 назад трудно было себе даже представить. Но если демократические идеи реализуются, то в социальной сфере в последнее время наметился откат назад. Парадоксально, но, ограничивая возможности социального государства, буржуазные элиты провоцируют потрясения и протесты, способные привести в конечном итоге к новому витку социального прогресса.

Есть основания предполагать, что в XXI веке в единой Европе задачи революций конца XVIII–XIX века наконец будут в полной мере реализованы. Причем реализация этого идеала пойдет явно не по лекалам казарменного коммунизма Бабефа. Зато многие демократические, либертарные идеи Прудона, Герцена, Бакунина могут быть востребованы. Их воплощение в жизнь становится реальным только сейчас, благодаря новым информационным возможностям. Появились перспективы развития самоуправления, прямой демократии, основанной на интернет-технологиях. Формируется альтернативная сетевая экономика горизонтальных связей без частной собственности и наемного труда (P2P-экономика).

Подобную перспективу видел еще Герцен, писавший: «Работники, соединяясь между собой, выделяясь в особое “государство в государстве”, достигающее своего устройства и своих прав помимо капиталистов и собственников, помимо политических границ и границ церковных, составляют первую сеть и первый всход будущего экономического устройства».

Если Украина и Россия изолируют себя от Европы, их ожидают застой, социальная архаика, диктатура. Жители обеих стран только вместе с другими европейскими народами смогут добиться социального освобождения в демократической общеевропейской республике.

Советская система постсталинского времени была не раем или адом на земле, а просто особой формой организации общества, в чем-то хуже, а в чем-то лучше тогдашнего капитализма. Питирим Сорокин, Джон Гэлбрейт, Андрей Сахаров многие другие ученые в 50—60-е годы писали о необходимости конвергенции капитализма и социализма, о формировании нового интегрального социального строя на основе лучшего из того, что есть в каждой из этих систем. Социальное рыночное хозяйство в большинстве европейских стран стало реальным результатом такой конвергенции, когда к капиталистическому дичку привили социалистическую защиту социальных прав бедных и обездоленных за счет интересов богатых и успешных.

Однако такая конвергенция, «ползучее проникновение социализма», не устраивала консервативные западные правящие круги. Для того чтобы остановить социальные реформы, им нужна была жесткая пропагандистская дихотомия: или мы — или «дорога к рабству», коммунистический «ужас без конца». Антикоммунистическая пропаганда навязывала ложный выбор между страшными «коммунистическими кровопийцами» и милыми привычными капиталистическими ворюгами. Скрытый месседж антикоммунистической пропаганды с искренним сочувствием озвучил в стихах, живший тогда в Штатах, Иосиф Бродский: «Но ворюга мне милей, чем кровопийца».

Чтобы никто не сомневался, что ворюгам противостоят именно и только кровопийцы, сталинский террор был объявлен единственной альтернативой капиталистической системе. А окончательно убедил в этом западную общественность Солженицын. Его книги эффектно демонизировали советский опыт. Он создал версию российской истории, где все последующие кровавые события выводились из демократической Февральской революции. Солженицын, его последователи пытались доказать идейное родство дореволюционных бунтовщиков-социалистов, Ленина и Сталина; преемственность революции и ГУЛАГа, революционеров-утопистов и чекистов-палачей. Левые либералы и социалисты, боровшиеся с монархией, были обвинены в том, что, разрушив царскую государственность, очистили место для сталинского террора. Сталинские преступления напрямую выводились из ленинского периода советской истории, и даже вообще из русского освободительного революционного движения конца XIX — начала XX века.

Творения Солженицына, создавшие новый миф о советской истории, новый «Краткий курс», но с обратным знаком, насаждались в западном мире, «как картошка при Екатерине» (формулировка Пастернака о навязчивой пропаганде творчества Маяковского в СССР). При этом замалчивалось, что три главных преступления сталинизма, о которых писал Солженицын, противоположны коммунистическим идеям, и не имеют отношения к досталинской политике большевиков.