Владимир Корнилов - Донецко-Криворожская республика: расстрелянная мечта

Судя по воспоминаниям представителя военного отдела Харьковского совета П. Чепурнова, власти ДКР пополняли свои арсеналы тем, что «разоружали откатывавшиеся с фронта к Харькову остатки старой армии». Большевик вспоминал: «В Ващенковских казармах была организована оружейная мастерская по починке и проверке оружия. Главный склад оружия до самого отступления находился на заводе ВЭК, второй большой склад был в Дворянском собрании» [840] Харьков в 1917 году, стр. 64. .

Но само собой, основным источником получения оружия военными отрядами ДКР были Москва, Петроград и Тула. По линии Всероссийской военной коллегии только в марте 1918 г. Донбасс получил 60 тыс. винтовок, 300 пулеметов и 60 тыс. комплектов обмундирования. Личные распоряжения по поводу снабжения рабочих и шахтеров Донбасса отдавали Ленин, Сталин и Свердлов. По приблизительным подсчетам советских историков, за март — апрель 1918 г. из России было направлено на нужды армий республик Юга 165 тыс. винтовок, 1840 пулеметов, 36 орудий, 60 минометов, 90 бомбометов, более 17 млн патронов, 28 тыс. ручных гранат и др. [841] Астахова, стр. 143; Кихтев, стр. 188; Ревегук, стр. 151. .

Опять — таки стоит отметить, что все эти подсчеты очень приблизительны и неполны, так как учет воинских формирований и уж тем более их экипировки был разрозненным и сопровождался полной неразберихой, царившей на всех фронтах. На натуральный бардак в армии жаловались все руководители разного уровня.

В первую очередь, неразбериха царила вокруг полномочий различных вербовочных центров. Попытки Чрезвычайного штаба ДКР взять всю эту работу под свой централизованный контроль часто проваливались из — за отсутствия нормальных средств коммуникации между регионами. Само собой, наступление немцев и спешные перемещения отступавших советских войск различных республик не добавляли порядка.

Поскольку вербовкой добровольцев занимались местные Советы ДКР, которые имели различную внутреннюю структуру, мобилизационные центры носили самый разнообразный характер. Например, в Дружковке и Константиновке эту работы выполняли военно — революционные штабы, в Бахмуте так называемый «совет трех», а в Горловско — Щербиновском подрайоне — «совет семи». Действия Центроштаба Донбасса, который просил Рухимовича «широко оповестить население… что все отряды Красной армии Донецкого и Криворожского бассейнов формируются и отправляются лишь» этой структурой, блокировались откровенной партизанщиной различных эмиссаров [842] Поплавський, Дисертація, стр. 141. .

20 марта Центроштаб жаловался телеграммой в Харьков: «Появление в районах вербовщиков партизанских отрядов порождает различные толки и тормозит дело формирования Красной армии. Вербовщики… набирая партизанские отряды, увозят их по неизвестному Центроштабу направлению» [843] ЦДАВО. Фонд 1822. Опись 1. Дело 4. Листы 95–96. . Как мы понимаем, в условиях царившего бардака эти партизанские отряды возникали где угодно и действовали на свое усмотрение — так, собственно, и зарождалось явление в степях Юга, получившее позже название «махновщина». Немало отрядов (особенно анархистских), набранных в Донецкой республике, влились затем в различные подразделения всевозможных «атаманов» и «батек».

Некоторые подразделения ДКР, даже влившись в регулярную армию, фактически занимались партизанской деятельностью, действуя оторванно от основных сил и автономно от центрального командования. К примеру, в приказе и. о. Командующего Красной армией Донбасса Петра Баранова (кстати, позже он станет создателем советских воздушно — десантных войск) от 7 апреля 1918 г. подробно расписывалась диспозиция войск, оборонявших бассейн, и при этом содержалась поразительная с точки зрения централизованного командования фраза: «Мариупольские и бердянские группы самостоятельны в своих военных операциях» [844] 1967, стр. 111. . Антонов — Овсеенко жаловался на то, что некоторые отряды, набранные в ДКР, совершенно не признавали центрального командования, считая «себя подчиненными лишь Харьковскому Чрезвычайному штабу» [845] Антонов — Овсеенко, т. 2, стр. 45. .

Командарм Петр Баранов

Разнородность вербовочных центров порождала и разнобой в названиях «армий», «полков», «дружин», «бригад» и «фронтов». Сивере в своем приказе 16 марта выразил безграничное удивление по поводу «военной безграмотности товарищей командующих и их легкомысленно — преступной игре во власть», указав: «Некоторые начальники отрядов и представители просто штабов, именуя себя различными высокими чинами, не присвоенными им, отдают приказы частям, им не подчиненным». В этой связи он приказал: «Немедленно сдать и уничтожить все печати и бланки «командиров», «главкомов», «южных фронтов» и т. п…. Не расписываться на бумагах, телеграммах и телефонограммах не присвоенными названиями должностей» [846] Гражданская война на Украине, т. 1, кн. 1, стр. 47. .

А поскольку практически каждый из командиров, пусть даже имея за плечами несколько месяцев боевого стажа, уже мнил себя Наполеоном, война их амбиций порой перехлестывала любые разумные пределы. Порой получив какую — нибудь должность на несколько дней, тот или иной командир старался обставить это особым шумом вокруг своей персоны. Так, небезызвестный подполковник Михаил Муравьев, получив назначение на должность начальника штаба Антонова, ознаменовал свой приезд в Харьков 17 марта фразерской телеграммой: «Всем начальникам отрядов, батарей, сотен, эскадронов… Вступил в должность начштаверха, объявляю всем для сведения. Слушать мою команду. Наштаверх Муравьев». Весь этот шум закончился буквально через несколько дней, когда Муравьев попросился в отставку «по болезни» и отбыл в Москву, подальше от линии фронта [847] Антонов — Овсеенко, т. 2, стр. 77. .

Начдив В. Киквидзе (на переднем плане справа) во время принятия присяги бойцами его дивизии

Соперничество между советскими командирами принимало порой довольно жесткий характер. Антонов — Овсеенко утверждает, что командарм В. Киквидзе, прибыв в первых числах апреля в Харьков, вступил в открытый конфликт с командармом Ю. Саблиным, «захватив силой штабной вагон 4–й армии, нужный и самому Саблину». А после этого Киквидзе, чем — то обиженный, гордо отказался от должности начальника обороны Харькова [848] Там же, стр. 135. .

Ситуация усугублялась всеобщей военной безграмотностью и неопытностью боевых командиров и комиссаров, незнанием элементарных основ военного дела, необученностью и неопытностью. Вспоминая апрель 1918 г., один из свидетелей эвакуации ДКР через год рассказывал: «Я сам был свидетелем, что когда от Харькова отступала наша армия, начальники не могли найти по картам, где расположен Харьков — на севере или на юге. Это были выборные начальники. Только один умел указать, как нужно пользоваться компасом» [849] Работы Харьковского Губернского Съезда, стр. 95. .