Александр Дугин - Новая формула Путина. Основы этической политики

Это я говорю к чему? К тому, что некоторое мое раздражение относительно наших российских ученых, которые не знают постпозитивизм в международных отношениях, может быть, необоснованно, поскольку французские специалисты говорят, что и они его плохо понимают и знают. Хотя Франция — это родина постмодернизма, обратите внимание. И там достаточно мощно развивается и социология. Роман Аарон вообще является классиком социально-политической мысли Франции. То есть социологические измерения там крайне развиты. Бурдье — француз. Вообще, социология — это французское явление в Дюркгеймовском оформлении. Поэтому не будем так уж ругаться, и снисходительно относиться к нашей школе. Мы прогуляли по уважительным причинам. У нас было семьдесят лет закономерного отпуска. Мы были вне европейской культуры, к лучшему или к худшему, мы где-то отсутствовали, отлучились.

Ладно, отлучились. Но как должно было происходить восстановление, как я уже говорил, классической модели международных отношений?

У нас должно было сложиться две школы:

• одна из них говорила бы — Россия превыше всего;

• другая — демократия превыше всего.

И эти две школы должны были с 91-го года обсуждать между собой две модели: реализм и либерализм. Все совершенно в отрыве от советского прошлого, заново, как и маркетинг Адама Смита мы изучали заново. Полное перепрофилирование должно было быть. Сколько это должно было бы занять времени? Ну, года два-три. Где-то к середине 90-х годов, поскольку Россия появилась на исторической арене как новая страна. Вот через два-три года, по мере копирования либеральных учебников по экономике, маркетингу, выхода книги Карла Поппера «Открытое общество и его враги» — библии либерализма. И где-то к этому периоду, приблизительно к середине 90-х, у нас должны были сложиться эти две школы: реализм и либерализм.

Вот этого не происходит ни тогда, ни, что самое поразительное, сейчас. Группа Иванова пишет с реалистских позиций, а группа Петрова — с либеральных. Сразу десяток имен, в МГИМО, например и где-то еще, в МГУ или МГГУ, или в Высшей школе, структурируются две эти модели и начинают оформляться. Ничего подобного.

Я участвовал в дебатах где-то полгода назад, на одном из каналов, с Порхалиной. Есть такая женщина, специалист по международным отношениям от России в ООН, очень уважаемый человек. Когда я сказал: «А как же Моргентау?», — она сказала, что такого не существует. «Есть мы, вот я, Порхалина, а остальные фашисты. Вот, всё. Больше никого нет». Порхалина против фашизма. Приблизительно так же: Венедиктов — против фашизма.

У нас, получается, если убрать эмоциональный и персоналистский момент, что сложилось? Рассматриваем по модулю, с чисто научной точки зрения.

У нас сложилась школа либералов в международной политике. То есть в России в международных отношениях доминирует парадигма, которая называется либеральной и которая рассматривается как догма, по сути дела, вставшая на место советской социалистической догмы. С точки зрения либеральной парадигмы все те, кто не является либералами — это особый случай, это не в Америке, где все те, кто не является либералами, скорее всего, являются реалистами. То есть, если ты не либерал, то ты, скорее всего, реалист, хотя, может быть (меньше вероятность), и неомарксист; ну и в принципе, если ты такой вот молодец, то ты постпозитивист. Все.

Здесь же возникла другая ситуация. Есть либералы, которые называют себя не либералами, а просто международниками. То есть, понятие «либерал» совпало с понятием «международник». И противниками международников стали фашисты. Картина абсолютно искаженная. Естественно, что если либералы — это международники, а нелибералы — это не международники, а фашисты, то разговор и дебаты в нашем обществе относительно модели международных отношений приобретают заведомо искаженный характер. То есть, международники против фашистов. Дальше еще: хорошие люди против плохих. На стороне хороших людей знания, которые совпадают с либеральной парадигмой международных отношений, ну а со стороны плохих — маньяк, газовая камера, ГУЛАГ и безобразия. Вот приблизительно как до сих пор обсуждается эта тема.

Признанные специалисты в российских международных отношениях считают абсолютно невозможным, ненужным, недопустимым никакой реализм, никакого Моргентау, никакого Карра, никакого Спикмана; просто этого не существует. Есть только теория международных отношений в чистом виде, которая представляет собой либерализм. Это в науке.

А в политике, конечно, не так. Потому что в политике происходят очень интересные процессы. С середины девяностых годов, после министра Козырева, который был убежденным либералом (каждый министр может быть либералом, может быть реалистом, если он ученый), приходит министр-реалист — Евгений Максимович Примаков. Он меняет доктрину Козырева, которая была в международной политике России классическим либерализмом. То есть, идея была такая: во имя мира надо отказаться от всех национальных интересов. Потому что главная задача — это мир. Мир с кем? С демократическими обществами. Демократии друг с другом не воюют. Соответственно, Россия распиливает ракеты как можно быстрее, и войны не будет. Распилил ракету и, значит, стал демократией. А демократии друг с другом не воюют, а зачем ракеты, раз мы демократия? И так далее.

Когда ему говорили: «А НАТО почему не распиливает ракеты?».

Он говорит: «А потому что мы не допилили все. Вот мы все допилим, и НАТО начнет. Когда они увидят, что мы беззащитны, они просто не будут больше вооружаться. Ведь демократии друг с другом не воюют? Логично?».

На самом деле абсолютно логично, совершенно логично. Это либеральная парадигма, она так и мыслит. И в нашей российской политике она имела политическое выражение в лице доктрины Козырева. Она имеет политических сторонников в лице либеральных партий, которые так и строят свои программы. Они имеют право? Конечно. И, в принципе, они имеют право захватить себе половину дискурса. И, соответственно, они имеют право институционализировать свою либеральную модель в теории международных отношений и отстаивать ее. Но единственное, на что они не имеют права, — выдавать либералов за все. Они должны выдавать с точки зрения научной логики этой дисциплины либералов за либералов, противостоящих реалистам.

Дальше они говорят: мы либералы, мы не любим реалистов, мы такие-то, такие-то, наша рефлексия либералов такова, ваша рефлексия реалистов такова, давайте спорить. У нас есть общие интересы. Мы сторонники демократии, сильного процветающего общества. Да, — скажут реалисты, — и мы сторонники, отлично. Вот у нас есть общие точки зрения, мы все хотим хорошего людям и нашему обществу.