Борис Березовский - Искусство невозможного (в 3-х томах)

История моих отношений с Путиным насчитывает 10 лет. И когда меня спрашивали, не боюсь ли я, что Путин, став президентом, несмотря на то что я поддерживаю его, меня же и посадит, я отвечал: бояться не боюсь, но думаю, что он может это сделать. Если ему покажется выгодным меня посадить…

Задача сегодняшнего дня — ограничить власть. При Примакове это было бы невозможно, при Путине — есть надежда. Если в России не будет создана конструктивная оппозиция власти, то она станет беспредельной, абсолютной. Любая власть агрессивна, но насколько общество в состоянии ее ограничить, настолько она и будет подчинена интересам общества — не больше и не меньше.

— Как вы считаете, будет ли в России происходить пересмотр итогов приватизации?

— На самом деле такая попытка уже как бы существует. Я буду говорить только то, что знаю точно. А именно: глава администрации президента сказал мне: «Верни акции ОРТ государству». Помимо

того, что существует аспект средств массовой информации, существует также аспект собственности. Вернуть государству то, что ему не принадлежит, а мне — по праву ли, не по праву — принадлежит? Я думаю, что очень легко доказать, что все, что кому-нибудь принадлежит, принадлежит не по праву. Все — начиная с коммерческой палатки и кончая нефтяными компаниями. Я думаю, что если власть пока еще в своем уме, она не сможет пойти на этот шаг.

Когда рушился Союз, многие были за то, чтобы открыть списки КГБ, списки тех, кто следил за людьми, шпионил, кто их выдавал. Была, если помните, серьезная дискуссия по этому поводу, и Ельцин принял, по-моему, правильное решение: не открывать списки КГБ. Решение было правильным, потому что становым хребтом того государства по имени Советский Союз, был КГБ. И огромный процент советских граждан — не знаю точных цифр — вольно или невольно работали на него.

Скажу о себе. Я бывал в загранпоездках, читал там лекции. Возвращаясь, писал отчеты о командировке: это увидел, это интересно, это — нет и так далее. Я прекрасно понимал, куда эти документы идут: в конечном счете они поступали в КГБ. Если бы возник соблазн отделить людей, которые сотрудничали с КГБ, от тех, которые не сотрудничали, то как вводить критерий? Его можно было ввести по-разному. Все это реально могло бы привести к большой крови на всем постсоветском пространстве. Сегодня ситуация другая только по существу, по форме она та же: я утверждаю, что все, кто последние годы занимался бизнесом, а не спал на печке, все без исключения нарушали закон, вольно или невольно. Поэтому, если в России не произойдет амнистия на первоначально накопленный капитал

— в какой форме, другой вопрос, — ничего хорошего дальше не получится. Путин будет расправляться со своими оппонентами потому, что они где-то нагрешили, равно как и оппоненты Путина, если они придут к власти, будут расправляться с Путиным по тем же самым признакам. Путин же был заместителем Собчака, занимался в течение многих лет внешнеэкономической деятельностью. Что, у него не было нарушений? Конечно, были. Поэтому надо сегодня отойти от края этой пропасти — а я считаю, что передел собственности

— это пропасть, — и подвести черту под приватизацией. Да, это несправедливо — в России всегда борются не за правду, а за справедливость. Но если процесс начнется, он пройдет по всей стране, до жалкой продуктовой палаточки в самом глухом углу, и именно это может привести к огромной крови в России.

— Борис Абрамович, как, в свете происходящего в России, вам видится ваше будущее?

— В связи с этим вопросом мне вспоминается другой, который мне однажды рано утром задал Б. Н. Ельцин: «Борис Абрамович, что вас больше всего сейчас заботит?» Я ему ответил: «Отсутствие веры в светлое будущее, Борис Николаевич». На самом деле это сложный для меня вопрос, потому что я в последнее время не понимаю: зачем я все это делаю? Честное слово! Я думал: «Придет Путин, можно, наконец, заняться делом: что-то строить, например, в Карачаево-Черкесии

— там огромное пространство для этого». Но нет — опять приходится возвращаться в болото политики, в каждодневную, на протяжении шести лет, головную боль — спросите об этом у сидящих здесь мамы или жены. Два дня радости за все это время: когда победил на выборах Ельцин и когда победило «Единство». Я не знаю, не могу ответить на этот вопрос.

— Господин Березовский, до того, как стать президентом, Путин пять раз был на вашей даче в Испании, и все пять раз почему-то нелегально. Что он там делал?

— Во-первых, у меня нет дачи в Испании, вы меня путаете с Гусинским, у которого дача там есть. Он не скрывает, кстати, что она у него там есть, а я не скрываю, что у меня ее там нет. Это абсолютная правда, что я не встречался с Путиным в Испании даже в гостинице. Наверное, моя вина состоит в том, что я никогда не отвечал своим оппонентам, меня никогда не интересовало то, что обо мне думают другие, никому не пытался понравиться — говорю вам об этом совершенно честно. Просто делал всегда то, что считал нужным, что интересно мне и важно для моей семьи. Я абсолютный эгоист в этом плане, просто так получалось, что это нужно и многим другим людям. Реально я никогда не заботился о своем имидже и впервые задумался о нем, когда пошел в депутаты Думы от Карачаево-Черкесии. И понял, что все не так уж ужасно, я пришел в регион, в котором живут 42 процента русских, казаки, то есть не лучшая часть русского населения России. Остальные — мусульмане. Это очень бедный, очень прокоммунистический регион, где поддерживали и продолжают поддерживать коммунистов. Я пробыл там полтора месяца, объездил массу городов, городков, сел. И выиграл там в итоге. У меня было 11 конкурентов, я не пытался понравиться кому-то, говоря, что я хороший. Наоборот: я говорил, что я плохой. Если вы считаете, что я плохой, то я плохой. Только сравните, что могу сделать для вас я и что могут другие 11 человек.

Если вы решите, что я смогу сделать больше, вы проголосуете за меня…

В моей борьбе с оппонентами все-таки есть, как я представляю, закономерность. Особенно ожесточенно эта борьба развернулась после выборов Ельцина президентом в 1996 году. И коммунисты, и те, кто их поддерживал, не придавали значения новому нарождающемуся классу в России — классу собственников. Они не верили, что этот класс может как-то повлиять на политическую жизнь России. И приготовились к тому, что будут сражаться с Гайдаром, с такими, извините, уродливыми, слабохарактерными демократами. И вдруг увидели «звериный оскал капитализма». Они были поражены! Ведь что тогда было реально? Ельцин, согласно опросам, имел 6 процентов голосов, коммунисты — 25 процентов. Зюганов сиял, ходил в Давосе, на международном экономическом форуме, пузом вперед, потому что все серьезные люди Запада суетились там вокруг него: как же — будущий президент! Важно было показать, что есть в России люди, его не боящиеся. А мне бабушки в деревнях говорили: «Будем голосовать за Зюганова не потому, что он нам нравится, а потому, что боимся: по отпечаткам пальцев на бюллетенях будут определять, кто за кого голосовал ». Это коммунисты специально запугивали людей, и они стали бояться! А когда появились те, кто открыто сказал: мы вас не боимся и мы вас согнем, то сначала в обществе было удивление, а потом