Борис Березовский - Искусство невозможного (в 3-х томах)

— Мне это было неинтересно. Я верил, что выборы демократические, потому что я сам их делал. Взрывы были на периферии моего сознания. Во время борьбы много ослепляет, упорство Гусинского и НТВ например…

— Извините, Борис Абрамович. Но вы все время пытаетесь создать впечатление, что у вас были политические, системные разногласия. Так у вас же типичная российская история «крыши», пострадавшей после прихода подопечного во власть. Вон Дарькин стал губернатором — у его «крыши», Винни-Пуха, — проблемы. Лебедь стал губернатором — Анатолий Быков сел. Власть не бывает благодарной серому кардиналу…

— Я никогда не был серым кардиналом. Я все делал для себя. Я никогда не ждал благодарности от кого-либо. Но вы мне скажите, что я де-

лал исподтишка? Я с Путиным отношений не выясняю. С президентом

— да. И открыто, как в свое время с Примаковым и Кириенко.

— Но разве ваша дружба с чеченцами не была причиной вашей позиции по Чечне?

— Нет. Это объективная позиция. Войну в Чечне надо заканчивать. У России есть чем заняться, вы посмотрите, что происходит. Все силы брошены на войну в Чечне. Только о ней и говорят. В то же время по всему периметру огромной России происходит беспрецедентный передел сфер влияния, и это в тех регионах, которые всегда контролировала Россия.

— Но ведь вы дружили с чеченцами. Дружба не может быть объективной, или это не дружба.

— Дружба — необъективна, политика — объективна. Политики, которые не отделяют эмоции от рацио, проиграют.

— Борис Абрамович, и все-таки. Вы сами сказали, что у Примакова и Лебедя около власти поехала крыша. А у вас не поехала?

— Я так не считаю. Впрочем, уверен, что Примаков и Лебедь не считали тоже.

Юлия Латынина

30 июля 2002 г. Мир новостей в Петербурге, Санкт-Петербург

ИНТЕЛЛЕКТ ПЛЮС ДЕНЬГИ МОГУТ ВСЁ

Корр.: note 35 Не боитесь, что угрозы могут быть всамделишными? Я, кстати, не заметил охраны.

БЕРЕЗОВСКИЙ: Страха у меня нет, хотя охрана какая-то есть. Я так полагаю: захотят убить — убьют. Бояться я, конечно, боюсь. Но если честно, сегодня я не задумываюсь на эту тему. Вот после покушения в 94-м, когда на моих глазах водителю оторвало голову, я задумывался и, испугавшись, мог изменить свой образ жизни. Но тогда я решил: ну вот, тебе дана еще одна жизнь, так распорядился Господь, это его подарок. С той поры с этим подарком я живу совершенно спокойно.

— Откуда в вас столько энергии, мобильности, я бы даже сказал, похожей на суету? От природы или жизнь заставила крутиться?

— Не знаю, наверное, генетическая предрасположенность. Насколько помню себя, всегда таким был. Даже когда учился, учеба — это тоже тяжелая ноша. Но впервые реальную и конкретную нехватку времени я ощутил в 16 лет. То есть с той поры когда уже стремился стать самостоятельным человеком. И спал я всегда мало — 3, 4, 5 часов.

— Прямо как Наполеон.

— Ну не знаю, с Наполеоном мы решали разные задачи. Каждый по-своему. Наполеон все-таки разрушал, а я считаю, что мы пытались создать новую страну. У французского императора и у российских реформаторов разномасштабные задачи.

note 36 Недавно с актером Владимиром Машковым мы говорили о фильме «Олигарх» и рассуждали о том, что конечно же герой филь-

ма — это сумма характеров, а не конкретно мой образ. Фильм, правда, мне показали в неокончательном еще варианте, и особенно уж себя я там не увидел. Мне кажется, что эта лента стала первой попыткой разобраться в психологии людей, которые по существу перевернули Россию. Россию нынешнюю, которая сотворена как бы заново, в том числе и олигархами. Вообще я считаю, что новую Россию сделали две объединившиеся силы — реформаторы и олигархи. Правда, здесь необходимо оговориться — олигархи были прямым произведением реформаторов. Только вот родители сами не смогли бы решить проблем. Более того, я считаю, что решающую роль сыграла именно воля олигархов, потому что к тому времени реформаторы уже устали от борьбы. Устал Ельцин, устал Гайдар, устал Чубайс. А олигархи выстояли, жестко противопоставив себя регрессу.

note 37 Каждый олигарх — это мощная индивидуальность. Вы назвали Ходорковского, которого давно знаю. Да, возможно, внешне он не яркий человек, это правда, но он обладает другим талантом, помимо тех, что объединяют всех олигархов, — феноменальной технологичностью. Он умеет строить большие и сложные и при этом реальные технологические системы. Я наблюдал Ходорковского в критической ситуации, помните историю с «Сибнефтью» и ЮКОСом? Ведь «Сибнефть », интересы которой я представлял, была организована на порядок выше, чем ЮКОС, у нас был западный, более мобильный менеджмент. И я помню, как вначале Михаил был растерян, но потом быстро пришел в себя и перестроился.

У всех олигархов, на мой взгляд, есть общие черты — это воля, стремление овладеть решающими факторами.

И еще, знаете ли, всякое говорят про мафию и большие деньги. Так вот, ни один олигарх не лег ни под какую мафию. Олигархи оказались сильнее всех мафий, сильнее самой власти, перед которой они не прогнулись. Во всяком случае, если иметь в виду только видимую часть айсберга, а не ту, что скрыта под глубокой толщей воды или темноты, то я под властью не прогнулся. Других же винить не хочу, ибо мы видим, что в конечном итоге капиталы олигархов никуда не делись, не растворились. Никто из них никуда не сгинул. Да, власть элементарно справилась с так называемой политической элитой России, выстроив всех по вертикали, подчинила средства массовой информации, с большим трудом выгнав за порог владельцев холдингов — Гусинского и меня. Но все равно тягаться с олигархами для власти — нелегкий крест. Она никак не может забрать наши деньги, ну никак.

— Любопытно, когда вы впервые приехали в Лондон и по каким нуждам?

— Точно не помню, быть может, лет семь тому назад. Здесь, в Кембридже, учились мои дочери, и я гостил у них. Англия была последней страной в Европе, которую я узнал. Но при этом хочу заметить, что, видимо, под влиянием Шекспира и Диккенса (хотя я много читал и французов — Дюма, Мопассана) у меня сложилось ощущение, что мне созвучнее и ближе все-таки английский менталитет.

— Но ни в каком сне вы конечно же не видели себя в роли лондонского сидельца, вынужденного покинуть Родину?

— Да, я не только не мог себе такого представить, я вообще не представлял, что могу надолго уехать из России. Только раз я уехал из России на два месяца, читал лекции в Германии. Конечно же, то, что произошло, для меня было неожиданным. Тем не менее могу сказать, что здесь, в Лондоне, я чувствую себя очень комфортно именно в силу детских книжных впечатлений и сложившейся ментальной готовности. Жил я и во Франции, там тоже было хорошо, там потрясающая природа, там у меня роскошный дом, о котором много писали. Но Лондон остается моей главной привязанностью. Теперь уже как бы в двойном значении этого слова. Во Франции, кстати, живет и моя мама, которая быстро приспособилась к тамошней жизни.