Владимир Казарезов - Самые знаменитые реформаторы России

У Сталина не было готовых теорий коллективизации. При том, что в России существовала лучшая в мире школа ученых-аграрников (Кондратьев, Чаянов, Туган-Барановский, Челинцев, Макаров и др.), разрабатывавших проблемы сельского хозяйства в условиях, когда оно представлено мелкими крестьянскими хозяйствами. Главным направлением они считали кооперацию. В стране имелся огромный опыт сельской кооперации — более половины крестьянских дворов так или иначе было в нее вовлечено. Но такая кооперация, когда крестьяне объединялись для решения вопросов сбыта и снабжения, обслуживания, переработки, получения разного рода услуг, и при этом каждый имел свою землю и оставался собственником средств производства и произведенного продукта, Сталину, как и Ленину до него, была не нужна. Они предусматривали полное обобществление всего, чтобы ликвидировать на селе самостоятельных хозяев. Коль скоро теории коллективизации не было, Сталин сам взялся за ее разработку. Необходимость коллективизации он объяснял причинами экономического характера «объединять индивидуальные крестьянские хозяйства, являющиеся наименее товарными хозяйствами — в коллективные хозяйства, в колхозы, являющиеся наиболее товарными хозяйствами») и политическими (ликвидировать все источники, рождающие капиталистов и капитализм, уничтожить возможность реставрации капитализма). То есть все по Ленину.

Вначале, в соответствии с решениями XV съезда ВКП(б), состоявшегося в 1927 г. и вошедшего в историю партии и страны, как съезд коллективизации, никакого форсирования обобществления не предполагалось. Собственно говоря, он только обозначил намерения о коллективизации и не содержал каких-либо контрольных цифр по темпам ее проведения. XVI партийная конференция, состоявшаяся в конце апреля 1929 г., уже внесла определенность в этот процесс. Предусматривалось к 1932/33 г. обобществить 4,5–5 миллионов крестьянских дворов, доведя до 15% долю коллективного сектора, с 22 миллионами гектаров посевов (18%). Примерно эти же цифры вошли в план первой пятилетки. Не исключено, что если бы такие наметки вошли в программу партии, они были бы достигнуты «малой кровью».

Однако уже в 1928 г. стала резко меняться к худшему внутренняя и внешняя обстановка. Дискуссия в партии, критика ее политического и экономического курса троцкистами, пропаганда угрозы войны создавали панические настроения в обществе. Эти настроения находили адекватное выражение в поведении людей: горожане закупали продовольствие на всякий случай, крестьяне придерживали его, не спешили продавать государственным и кооперативным заготовителям, везти на рынок. Произошло то, что и должно было произойти.

«В городах выросли очереди за продуктами, резко усилился товарный голод. Руководство партии полагало, что нехватка товаров — явление временное и что удовлетворительный сбор зерновых (который продолжался и в октябре) устранит недостаток продуктов. Но в ноябре-декабре неожиданно и грозно наступила расплата за недостатки в аграрной политике государства в прошлом. Лишенные дешевых товаров крестьяне, столкнувшись с неблагоприятной структурой цен, резко сократили вывоз на рынок: зерновые госпоставки резко уменьшились, составив половину объема ноября-декабря предыдущего года».

Итак, продовольствие как никогда нужно стране, а оно впервые после относительно стабильных нэповских лет столь неудовлетворительно стало поступать в государственные фонды и на рынок. Выбор у руководителей страны был небольшим в поиске ответа на вопрос — что делать? Собственно говоря, их было два. Первый — успокоить крестьян, предложив им промышленные товары в обмен на столь необходимое продовольствие. Второй — забрать его насильно, как во времена военного коммунизма — с помощью продразверсток и продотрядов. Первый путь был сложным. Промышленные товары для села, начиная с сельхозмашин и гвоздей и кончая ситцем и граммофонами, могли появиться только с переориентацией промышленности на их выпуск. В то время как руководство страны ориентировало старые и вновь строящиеся заводы на производство танков, самолетов, военного снаряжения. Выбор сделали в пользу второго пути.

Сталин отправился в Сибирь, чтобы показать своим соратникам — как нужно выколачивать хлеб из крестьян. Было объявлено, что виной всему — кулаки. Их нужно привлекать к суду при нежелании сдавать по государственным ценам, то есть бесплатно, излишки хлеба, применяя к ним уголовные статьи о спекуляции. Но нужное количество хлеба нельзя было получить даже при изъятии его не только у кулаков, но и у всех крестьян. А жестокая расправа с кулаками требовалась, чтобы запугать всю деревню в целом. Молотов, как и Сталин, отправившийся за хлебом на Урал, выступая перед местным партийным активом, говорил: «Надо ударить по кулаку так, чтобы перед нами вытянулся середняк».

И ударили. То была настоящая война с крестьянами за хлеб. Вновь, как и при Ленине, в годы продразверстки, начался крестовый поход против деревни, сопровождавшийся реквизициями, тюрьмами, расстрелами. И хотя Сталин уже располагал репрессивным аппаратом, способным сломить сопротивление крестьян и взять у них все, что нужно, сопротивление имело место. Оно проявлялось как в активной форме, вплоть до вооруженных выступлений, так и в пассивной — отказ обрабатывать землю (зачем выращивать хлеб, если его все равно заберут), уничтожение скота. Видя бесперспективность борьбы с миллионами мелких крестьянских хозяйств за продовольствие, Сталин и решился на взвинчивание темпов коллективизации. К резонам в пользу обобществления, о которых мы уже говорили (расчет на более высокую эффективность и ликвидация возможности реставрации капитализма), добавились и иные. Самое главное, опыт функционирования даже небольшого числа колхозов показывал — из них можно было забирать хлеб с меньшими усилиями.

Ну а то, что колхозы не давали ожидаемого роста производительности труда, Сталина не смущало. Он считал это трудностями становления, не более того. И еще. Отечественная промышленность уже начинала выпускать трактора.

Сталин, являясь верным ленинцем, буквально был загипнотизирован некоторыми догмами своего предшественника, в том числе его словами: «Среднее крестьянство в коммунистическом обществе только тогда будет на нашей стороне, когда мы обеспечим и улучшим экономические условия его жизни. Если бы мы могли дать завтра 100 тысяч первоклассных тракторов, снабдить их машинистами… то средний крестьянин сказал бы: „я за коммунию“».

И вот Сталин, ссылаясь на эти ленинские слова, пишет в статье «Год великого перелома», что к весне на полях будет работать уже 60 тысяч тракторов, через год — 100 тысяч, а еще через два — 250 тысяч. Таким образом, задача иметь 100 тысяч тракторов, которую Ленин называл фантастической, становилась реальностью. А раз так — то середняк пойдет в колхоз, значит, нечего откладывать коллективизацию, нечего мириться с постепенностью, с вялыми на сей счет решениями XV съезда ВКП (б).