Эдвард Люттвак - Стратегия. Логика войны и мира

К 1914 году все тогдашние линкоры и броненосцы, да и вообще все большие боевые корабли были подготовлены к встрече с торпедоносцами. Хотя длинноствольные пушки их главных батарей все еще нельзя было опустить до стрельбы на короткие расстояния, прожекторы, которые к тому времени использовались повсеместно, затрудняли торпедоносцам задачу подойти вплотную незамеченными, даже ночью. К тому же весьма уместно были добавлены скорострельные пушки меньшего калибра, чтобы атаковать торпедоносцы с близкого расстояния. Хотя самая толстая броня по-прежнему оставалась на палубах и надстройках, новые и притом более эффективные защитные устройства стали крепить и ниже ватерлинии, причем не только бронированные пластины, но и противоторпедные перегородки с булями, которые могли выдержать взрывы торпедных зарядов. Размещенные на каркасах проволочные противоторпедные сети, растянутые вдоль корпуса судна, защищали его, провоцируя детонацию зарядов торпед на безопасном расстоянии от корпуса корабля.

Способность более крупных кораблей нести на себе больше брони, полностью обеспечивать электроснабжение прожекторов, а также применять скорострельные пушки и тяжелые стальные сети была обусловлена, разумеется, теми же самыми характеристиками, из-за которых они казались столь проигрышными в открытой дуэли с торпедоносцами. Считалось, что размер и мощь лишь делают их более удобными мишенями, не имея никакого отношения к собственно дуэли, — до тех пор, пока вся эта дорогостоящая многофункциональность не была использована для того, чтобы отразить новую угрозу. Так широкое пересиливает узкое, сокращая срок его успешного действия.

Вовсе не ознаменовав собою начало новой эры, крупная победа японских эсминцев при Порт-Артуре уже тогда была анахронизмом — отражением отсталости российского ВМФ. Что же касается боевых действий против более современных ВМС, то здесь кульминационная точка успеха уже была пройдена, хотя резкий упадок не проявлялся до 1914 года. То, что сама по себе торпеда была полезным военно-морским оружием и до сих пор остается таковым, не подлежит сомнению. Она нашла себе должное применение как один из видов специализированного вооружения надводных военных судов, особенно новых, изначально построенных для охоты торпедоносцев, то есть «истребителей-торпедоносцев» (эсминцев), или попросту «истребителей» («destroyers»). Торпеда стала применяться также в авиации, но гораздо большее значение она обрела как главный вид вооружения подводной лодки. В период двух мировых войн торпеда в сочетании с подводной лодкой образовала гораздо менее экономичное (по стоимости затрат), но куда более результативное боевое средство. И, конечно, даже исходное сочетание торпеды и корабля в виде торпедоносца произвело значительное воздействие на баланс военно-морских сил, вынудив флоты, обладавшие крупными кораблями, отвлекать свои ресурсы, чтобы обеспечить средства защиты, способные нейтрализовать новую угрозу.

Как мы увидим, в асимметричных столкновениях такие взаимные эффекты силового развития могут иногда принести той или иной стороне больше пользы, чем исходная боеспособность, обеспечиваемая узкоспециализированным новым вооружением. Но если какая-либо страна приняла реформистское новшество, так сказать, всей душой, сделав в своих ВМС ставку на исходно сверхэффективные торпедные корабли, она вскоре обнаружит, что их сила недостаточна.

Связь между изначальной эффективностью узкоспециализированных видов оружия и их уязвимостью перед лицом технических, тактических или оперативных контрмер не случайна. Это типичное выражение парадоксальной логики стратегии в ее динамической форме. То же самое явление становится очевидным всякий раз, когда предпринимается попытка взять верх над более широкими возможностями с помощью узкоспециализированных видов оружия, достигающих такой эффективности, которая тем эфемернее, чем больше в начале цикла действия — противодействия. И все же эта последовательность непрестанно повторяется: ее приводит в действие неодолимый соблазн взять верх над дорогими видами оружия с помощью дешевых.

Так, например, когда египетская пехота с большим успехом применила противотанковые ракеты против израильских танков в течение первых дней неожиданной атаки, ставшей началом Октябрьской войны 1973 года, много говорилось об их революционном воздействии на наземную войну. Громогласно провозглашалось, что дорогие боевые танки устарели, и выдвигались требования провести реформу, чтобы преодолеть консерватизм «танковых генералов» и тем самым сэкономить кучу денег. Спрашивалось: как может танк, стоящий много миллионов долларов, оправдать свою цену, если его так легко уничтожить противотанковыми ракетами, стоящими всего несколько тысяч? (И, к слову, откуда такая озабоченность силой Советской армии, которая в значительной мере зависела от своих танковых формирований?) Очень быстро возникла новая «Молодая школа» (Jeune Ecole), выдвинувшая заманчивую идею новой разновидности высокотехнологичной пехоты, вооруженной дешевыми управляемыми противотанковыми ракетами и призванной стать не только высокоэффективной, но и сильной в обороне.

В действительности коренное новшество, сделавшее возможным появление противотанковой ракеты, было отнюдь не новым: это химические ракеты с кумулятивной боевой частью, впервые использованные во Второй мировой войне. Не завися от кинетической энергии, позволяющей пробивать броню благодаря грубой силе, ракеты с кумулятивной боевой частью выбрасывают высокоскоростной поток «плазмы», состоящей из газов и жидкого металла, способного прожечь самую толстую броню, не нуждаясь для этого в дорогостоящих длинноствольных пушках с противооткатными и подъемными механизмами, доставить которые к полю боя могут лишь большие и дорогие грузовые машины. Ведь годится любой способ донести снаряд до цели: будь то ракеты, достаточно легкие для того, чтобы запускать их с руки, как в исходной базуке США, в немецком «Панцершрек» и в повсеместно распространенном советском РПГ, будь то небольшое безоткатное орудие или даже простой заряд, который просто бросают в танк вручную.

Когда впервые появилась базука и ее эквиваленты, кое-кто думал, что времена танка миновали. Казалось, отныне любой пехотинец сможет носить оружие, способное уничтожать танки. Если в каждом пехотном взводе, составной части подразделения численностью 200–300 человек в любой пехотной дивизии будет хотя бы два или три противотанковых гранатомета, то пехота сможет блокировать бронетанковые войска, экипировка, подготовка экипажей, снабжение и транспортировка на дальние расстояния которых намного дороже и труднее. В мирное время эта иллюзия могла бы возобладать. Но Вторая мировая война развеяла ее быстро. Базука и все прочие реактивные гранатометы, внедренные к 1945 году, были почти сразу же признаны тем, чем они в действительности являются: отличной моральной поддержкой для пехоты, которая до сих пор могла броситься в бегство при одном лишь приближении вражеских танков; оружием, весьма эффективным в лесах и джунглях (местность, едва ли пригодная для танков), а также в городах, если только танк не пожертвует быстротой и натиском и не станет продвигаться со скоростью пешехода с эскортом пехотинцев на протяжении всего пути. И, конечно, это оружие в высшей степени подходило для честолюбивого героя, готового стоять насмерть среди взрывов артиллерийских снарядов, обычно предваряющих танковую атаку. Он мог произвести единственный выстрел в танк с пулеметами, огонь из которых открывали задолго до того, как машина подходила на расстояние в сотню ярдов, пригодное для запуска ракеты.