Анна Лазарева - Блондинка вокруг света или I did it my way

Француженка рассказывает мне, что она работает с серийными маньяками и их жертвами. Вот так работка! Рассказывает о страхах жертв. Многие не могут отделаться от этих страхов на протяжении всей жизни.

Вспоминает девушку, которая боится своего отца-маньяка даже после того, как его поймали и посадили. И как бы она с этой девушкой не билась, едва удаётся держать её на определённом уровне, а улучшения уже никогда не наступит.

Говорит, что отец пострадавшей служил в армии и был очень уважаемой личностью. Его любили сослуживцы, он слыл мягким, серьёзным человеком и занимался спортом. И когда, наконец, его поймали, военные были в шоке и постарались не дать огласки такому скандалу, порочащему репутацию французской армии.

А другой серийный маньяк убил больше десятка брюнеток. Преступник заворачивал свои жертвы в целлофан, чтобы они не могли двигаться, и резал их ножом на куски.

Маньяком оказался волонтёр, который много помогал соцработникам … в реабилитации жертв маньяков. Соцработники не могли на него нарадоваться, такой был хороший, добрый парень. Мало того, сама рассказчица его немного знала, поскольку он был близким другом её коллеги. Маньяк очень располагал к себе, благодаря чему и заманивал брюнеток.

— И, пожалуйста, запомни, Анна, если ты встречаешь ну очень-очень хорошего парня, беги! Ему есть что скрывать. Любые перегибы — зло. Скорее всего, это говорит болезненная уверенность в собственной ничтожности, порождающая ненависть к миру. Людям, которые не зафиксировали у себя подобных отклонений, нет нужды притворяться ангелами. Очень-очень хорошие люди по факту маньяки, по меньшей мере, латентные. Они знают или подозревают о своих отклонениях и скрываются под маской «хорошести». Некоторым это удаётся, другие теряют самоконтроль. И тогда темнота вырывается из-под оков недозволенности, и ты видишь дьявола…

Она начинает говорить в шутку, но под конец я вижу, что она имеет это в виду вполне серьёзно.

Таким образом мы проводим пару вечеров и становимся доверительными друзьями. На прощание она приглашает погостить у неё на юге Франции. Говорит, места красивые. Может быть, съезжу как-нибудь.

Как-то на пути пью чай с голландскими туристами. Они листают всё тот же «Великий Путеводитель». Голландцы ходили в тур в очень отдалённую лаосскую деревню и, говорят, птичьих голосов там не слышно. Спросили гида, почему, и ответ был: «Их съели местные».

Застреваю на лаосской пристани в ожидании автобуса во Вьетнам. Я тут одна из туристов. Я уже так долго одна! И куда меня завёл мой встроенный великий путеводитель?

Туманная Сапа. Городок на самом крайнем севере Вьетнама, на границе с Китаем и Лаосом. Опять живописные рисовые террасы. Крестьяне в национальной одежде пашут на волах.

Вот на дороге парни торгуют свежепойманной змеёй.

— Купи большую вьетнамскую змею! Вкусная, ядовитая.

Полутораметровая змея висит на конце палки. Она свёрнута кольцом, голова привязана к хвосту.

Необыкновенно приставучие северо-вьетнамские девчонки, торговки сувенирами. Купишь что-нибудь у одной — остальные целую вечность бегут вслед за тобой:

— Почему у неё купил, а меня обижаешь?

— Купи у меня то же самое, сейчас же!

Днём, с ног до головы в национальной одежде, они торгуют сувенирами. Вечером, в той же одежде, играют в бильярд с туристами, пьют виски и стреляют сигаретки, поругиваясь английским матом.

Мне нравится местный инструмент данмой (что-то наподобие якутского варгана). У меня есть такой. При долгой игре звуковая вибрация хорошо прочищает мозги. Данмой выгодно отличается от варгана тем, что прикладывается к губам, а не к зубам. Таким образом, зубы не изнашиваются при соприкосновении с металлом.

Чёрная вьетнамская курица примечательна тем, что она чёрная не только снаружи, но и внутри. За чёрными перьями идёт чёрная кожа, за чёрной кожей идёт чёрное мясо, за этим чёрным, чёрным мясом идут чёрные, чёрные кости. Курица полностью чёрная. На вкус это просто курица и всё тут.

Норвежский парень — покоритель вершин. Путешествует по миру, и в каждой новой стране восходит к вершине самой высокой в данной местности горы. Он их как бы коллекционирует. Здесь он намеревается покорить самую высокую гору Индокитая, Фансипан, и зовёт нас всех с собой. С ним идёт один только голландец. Этот голландец ещё долго будет с ужасом вспоминать метель на вершине более чем трёхкилометрового Фансипана. Такие уж они, вершины. А норвежец ничего. Не чувствует ни холода, ни усталости. Вершина зовёт. Он мечтает об Эвересте.

Рестораны Сапы закупают не мясо, а живых поросят. Один поросёнок крутится на вертеле, другой ждёт рядом, в очень тесной железной клетке, глядя на вертящегося сотоварища.

Я вижу тоскливый ужас в глазах обречённого поросёнка. Весь кошмар ситуации в том, что животному приходится увидеть всё, что ожидает и его. Как уносят того, с кем он сюда прибыл, как приносят обратно, проткнутого вертелом, и как медленно покрывается корочкой кожа первого по очереди. Меня передёргивает. Так вот что значит «и живые позавидуют мёртвым». Я борюсь с желанием открыть крючочек на клетке. Мои попутчики, итальянец и норвежский покоритель вершин, отговаривают:

— Его всё равно поймают и съедят. Ничего, кроме лишнего стресса, он не выиграет.

На следующий день клетка пустеет. Поросёнок закончил свои страдания.

Я не вегетарианка, я хищница, что поделать. Но я противница неоправданной жестокости. Ведь можно же было как-то погуманнее… Хотя, по наблюдениям, одни из самых не толерантных людей — это вегетарианцы. Они часто бывают очень жестоки и нетерпимы к людям. Может, это от нехватки мяса? В каждой шутке есть доля шутки.

На рынке вместе со свиными тушками продаются собачьи тушки, тоже без волос, обожжённые. Рядком стоят свиные и собачьи головы. При мне цивильная вьетнамская дамочка покупает собачьи мозги. Мясница разрубает собачью голову напополам и достаёт чистенький ум интеллигентного животного. Дамочка теперь поумнеет.

По утрам в столице Вьетнама Ханое люди выходят на главные площади, чтобы сделать многотысячной толпой зарядку. Вместе веселей. Звучит позитивная коммунистическая музыка. Многие песни переведены с русского на вьетнамский. Например, «Миллион алых роз». Не только Вьетнам, вся Азия любит эту песню.

Вьетнамский традиционный суп Фа не так уж плох. Это насыщенный бульон, например, из утки. В ход идёт вся утка, голова, лапы, внутренности. Всё, пожалуй, кроме перьев. Немного лапши, ростки пшеницы и зелёные непроваренные листья шпината, с хрустом. Очень хорошо ложится на желудок. На мой взгляд, это самое достойное вьетнамское блюдо.