Алесь Адамович - ...Имя сей звезде Чернобыль

— Задача ставится сознательно узкая: уничтожить такую-то цель. Например, подлодку врага с ракетами и боеголовками. Впрочем, это узнаем — цель — в последний миг.

— И ни о чем больше не думай? Цель — пли!

— Ни о чем больше. Именно.

— Ну, а если цель — целый континент? Сегодня это как раз для одного залпа, одной подлодки.

— Победить в конкретном поединке. И не заглядывать, что дальше. А что еще тут возможно при такой-то ситуации?

Значит, спасение — думать о целом, обо всем и не выделять для себя цель — «врага». У ядерного оружия цель одна — человечество. Всё человечество.

Юрий Карякин когда-то (как раз в то время, о котором речь идет) прокричал остро, пронзительно: «Не опоздать!»

Сейчас, когда столько проблем (помимо ядерных и вместе с ними) навалилось на нас — экологических, социальных и пр., — хочется добавить к этому: «Не растеряться!» Перед камнепадом проблем, кажется, что неразрешимых, не растеряться. Не отчаяться.

Народ наш: белорусы, украинцы, жители западных русских областей тоже пораженных радионуклидами, — уже измеряют историческое время так: «до» 26 апреля 1986 года и «после». До Чернобыля и после Чернобыля. Всё больше осознаем: Чернобыль не позади, он впереди. Нам жить и жить (и умирать) рядом с ним десятилетия, столетия, даже после того, как все блоки чернобыльского «миллионника» будут убраны с глаз. Сейчас Чернобыль в почвах, в воде, в продуктах питания. Потом он проявлять себя будет через гены — в течение столетий. Это настолько серьезно для украинцев, русских, живущих на пораженных землях, а для белорусов — для всех, для целой нации (у нас поражено практически всё, а что еще чистое, завтра может загрязниться), что и такие вот идеи-предположения звучат: отселить несколько десятков тысяч белорусов подальше от родной земли, с тем, чтобы после, через 100, через 200 лет, их здоровый генофонд вернуть назад… Грамотно это или безграмотно по науке — не столь важно. Но само по себе страшно, что о таком мы вынуждены уже думать.

Биологические последствия Чернобыля, но есть и социальные. И они будут нарастать, в Белоруссии, на Украине, да и в России тоже.

Например, в апреле 1990 г. в самых загрязненных районах, на Гомелыцине прошли забастовки на крупных заводах (до этого были в районных центрах) с требованием суда над теми партийными, государственными деятелями и их интересы обслуживавшими «учеными» (поименно), кто повинен в большой лжи в преступном сокрытии правды о катастрофе и ее последствиях. Повинных в ситуации, когда над огромной массой людей и над обширными территориями проводится какой-то бюрократический эксперимент: а что будет, если делать всё не то и не так, как диктует здравый смысл? Например, не локализовать срочно опасные зоны радиации, а производить там продукты питания, наращивая это дело, вывозя их, «грязные», чтобы завозить «чистые». Или: вместо того чтобы людей из этих зон отселять, все средства и ресурсы бросить, направить на сизифов труд: отмывать от радиации дома, заборы, деревья, называя это «дезактивацией». (2,5 миллиарда рублей затратили в Белоруссии в основном на это да еще на строительство «кулыобъектов» и асфальтовых дорог, улиц, там, где жить нельзя, невозможно, и откуда сегодня всё равно вынуждены отселять.)

За этим абсурдом — что? И кто?

Наша великолепная командно-бюрократическая система на основе однопартийности, когда решает некомпетентность и псевдонаучная самоуверенность догмы, а обосновывает эти решения ведомственная, лишенная всякой нравственности наука.

Но только ли некомпетентность всему виной? Неужто в такой глобальной лжи не было корысти? У кого-то и в чем-то.

Что же на самом деле произошло, почему так повели себя власти, многие ученые, атомщики, медицина, экологическая служба? Да, сама тоталитарная система, от которой мы избавляемся, но которая сформировала этих людей и определенные структуры, традиции, все это предопределила. Но конкретнее — как всё происходило?

У нас в стране существовала просто-таки эйфория в отношении атомной энергетики. Самая чистая, самая безопасная и дешевая! Можно реакторы прямо под стеной московского Кремля устанавливать. (Вот бы установили!). Это утверждали проектанты реакторов (академики Александров, Доллежаль и др.), работники атомного министерства, строители АЭС. Они даже тренажеры не делали на АЭС — и на этом «экономили». Передалось это и эксплуатационникам. Никакой разницы между АЭС и тепловой станцией!

А когда ахнуло, первая реакция и стремление всех этих людей и ведомств — преуменьшить масштабы беды, а тем самым и собственную вину. Как им не стремиться преуменьшать угрозу здоровью людей, руководителям Министерства здравоохранения, если они не имели, не подготовили специалистов достаточно. А те ведомства и начальники, которые без дозиметров, измерителей чистоты продуктов питания оставили страну, и это сразу обнаружилось?..

Все они — от Главатома до Института биофизики и Министерства здравоохранения — бросились не изучать обстановку, а закрывать ее пеленой секретности. Чтобы вина их перед народом, страной не была столь велика.

А в результате эта вина удвоилась, потому что три года людей уговаривали жить там, где жить нельзя, питаться тем, что нельзя использовать в пищу, вдыхать отравленную пыль — вот почему сегодня никто не верит ни этим руководителям, ни этим ученым или медикам. И радиофобия тут ни при чем (они все на нее сваливают). Налицо преступление перед собственным народом — об этом у нас говорят, пишут в открытую.

Любопытно что: послушная ведомствам наука, люди и власти, теряющие доверие у своего народа, всё чаще апеллируют к авторитету международной науки. Но не к независимым ученым, а к таким же лоббистам атомной энергетики, как и они сами. (Из МАГАТЭ, из Всемирной организации здоровья.)

Но общественность (в частности, Сахаровский комитет, недавно созданный вдовой академика Еленой Боннэр) самостоятельно устанавливает связи с независимой наукой, независимыми учеными других стран — в интересах всего человечества. Чернобыль — это не наша только катастрофа. Это тИанётарная беда. И преодолевать ее последствия (насколько это возможно) приходится общими усилиями.

На втором заседании Московского международного энергетического клуба, проходившем в Бохуме (Западная Германия), я, хотя и неспециалист, предложил вернуться к американскому «плану Баруха», но применительно к «мирному атому». Т. е. ввести строжайший международный контроль за установкой и эксплуатацией АЭС. И, может быть, принять идею А. Д. Сахарова об исключительно подземных АЭС. Во всяком случае, убрать с планеты все потенциальные Чернобыли, помогая в этом деле друг другу.