Алесь Адамович - ...Имя сей звезде Чернобыль

Не знаю, как у других, но у наших людей два разных времени было, говорили: это было до войны, это — послевойны.

Сейчас новые два времени: доЧернобыля и послеЧернобыля. И в фильме с какого-то момента (когда героиня что-то наконец поймет, осознает) время должно измениться, т. е. ритм, темп движения, событий, да и вся стилистика. Как это, я еще не знаю, может быть, когда потекут сны, видения. А точнее — когда начнется обратное движение: не из Чернобыля, а к нему.

Да, вот эти встречные устремления, движения, противоположные: подальше, подальше от реактора-убийцы и одновременно — назад, туда, где погребен ее любимый! В снах, разговорах с ребеночком, через телевизор снова и снова возвращается к реактору-убийце, который одновременно и ее Костя. В каком-то смысле — модель извечного человеческого влечения к тому, что больше всего пугает (смерть, гибель), что и влечет, как пропасть, и гонит, отталкивает. (Не та ли игра человеческих страстей и вокруг ядерного оружия?)

А финальную сцену можно и так представить: женщина, несущая в себе будущую жизнь, каким-то образом возвращается к могиле-саркофагу, проходит по мертвому городу (и всё те же детские коляски), потом видим ее сидящей у черной стены саркофага, а на площадке ни души живой, трудятся одни лишь экскаваторы-роботы, роботы-стеноукладчики — сооружают вторую стену. Стена растет, уже видим лишь грудь, одну голову, уже только глаза женщины…

И уже не понять, сны это ее или реальность. Одно переходит в другое. И само время, то ли живое, то ли уже мертвое…

Ну, и еще одна линия сюжета. Пока не знаю, как ее выразить: через образы реальных людей или всего лишь голоса на фоне катастрофы. (Если звучит голос матери, обращенный к будущей жизни, тогда возможны и другие голоса). Люди, дела, интересы, которые и явились причиной катастрофы, а когда случилось, многие — ведут себя, как бездушные автоматы. Они не просто отключили аварийную автоматику и тем взорвали реактор. Они давно отключили в себе все запреты: совесть, принципиальность, сострадание, честность. Всю автоматику нравственную, которой род людской до сего времени спасался, держится.

Ну, и конечно, есть еще документальный материал западный (Вы его лучше знаете) — толпы бунтующих против недоброго атома.

Я так понял по телефонному звонку из Лос-Анджелеса, что возможен Ваш (Давида Путтнама, Позолини) приезд к нам сюда. Или мой — в США. Видимо, к этому времени я наработаю больше.

Ничего любопытного для нашего фильма (или вообще для кино) Вы не вычитали в «Последней пасторали»? Я не связываю это никак, но если у Вас будут соображения, тоща, может быть, что-то используем.

Жду Вашего письма.

Привет Вашим близким, а также Давиду, Позолини!

Алесь Адамович

[1987]

I. На берегу водозаборного канала, в котором сквозь небесно-голубую зыбь отражается здание АЭС (слепящая белизна и таинственность Тадж-Махала [136] Тадж-Махал — храм, памятник индийской архитектуры. ), сидит с удочкой человек в белой рубахе. Вытащил большую рыбину, снял с крючка и бросил в воду. Тут же попалась еще одна — и ее пустил назад в воду. И так раз за разом…

На воде прикрепленный к бую щит: «Ловить рыбу и употреблять в пищу запрещено!»

Вдруг взбурлила вода, как закипела, — столько ее, рыбы, испуганно, плотоядно клубящейся!

Мужской, почти дикторский голос:

— «Третий Ангел вылил чашу свою в реки и источники вод: и сделалась кровь… Имя сей звезде — полынь [137] Чернобыль — по-белорусски и по-украински: полынь. : и третья часть вод сделалась полынью, и многие из людей умерли от вод, потому что они стали горьки…»

Голос женский (кухонные полки, мойка, газовая плита — молодая женщина готовит ужин):

— Лежи спокойненько, кому сказано! А я тебе буду всё рассказывать.

Женщина в легком халатике, подчеркивающем ее тревожно-счастливую, первую — это сразу заметно — беременность, разговаривает с тем, кто в ней.

— Я готовлю ужин нашему папочке, а он пусть еще поспит, у него ночная смена. Пока вот попьем с тобой чаю. Ты же любишь кисленькое, клюквенное. И попросим папочку, чтобы нас взял на Припять. Пока будет ловить рыбку, мы послушаем соловьев, и как лягушки квакают. Ква-а-ква-а!.. Ну, малыш (положила, как бы усмиряя, руку на живот), не хулигань своими ножками. Маме же больно! Такому нехорошему еще и подарки покупаем. Папка даже коляску притащил. Такую дорогую. Не дерись, а лучше слушай внимательно.

Возится у плиты, моет посуду…

— Сейчас весна, скоро майские праздники и День Победы. Съездим к твоим бабушке и дедушке. Они у тебя белорусы, а мама и украинка, и сибирячка, и ты будешь серединочка-наполовиночку. Мы скоро увидимся. Ты на кого больше похож? Если на папку, я не обижусь. Он будет рад, он как дитя, твой папка.

— Ты это с кем здесь? — голос появившегося на кухне заспанного мужа. — Сны, черт, какие! Правду говорят: нельзя спать, когда садится солнце. Рыбы, рыбы! А я ловлю и выпускаю, ловлю и бросаю. Представляешь?

Хотел обнять хозяйку, но увидел, что стол готов, накрыт, сел к столу.

— А больше ничего?

— Тебе же дежурить.

— Да, дежурить, — сразу погрустнел. — Главный наш придумал какую-то там хреновину. Экспериментик. Хочет отличиться перед юбилеем. Так с кем любезничала, пока муж спал?

— Есть с кем.

— А нам можно? — пытается припасть щекой, ухом к халатику.

— Лучше скажи, — жена старается быть строгой, — как месяц доживем? Все деньги на коляску угрохал, в долг залез. А надо же и старикам твоим что-то привезти.

— А что им надо? Еще и нам отстегнут сотенку-другую. Внуку на зубок.

— Совесть нам надо иметь?

— Ничего, премию получу. Все катят своих в колясках, ну и я решил.

— Господи, как я им всем завидовала! Думаю: ну почему? почему? Уже про твой реактор проклятущий думала. Сидишь на нем день и ночь!

— Ага, я, значит, виноват! Вот как!

— Чего только не передумалось за эти три года.

— Да нет, наш блок — чистюля! Не то, что вонючки-соседа. Редко-редко когда пукнет — как младенчик во сне.

— Нашел себе младенчика!

— Тише, жонка. Вон как тебе повезло: муж — атомщик! Не какой-нибудь мазюка-строитель.

— Давно ты им был?

— Хочешь сказать, что твой дядька-директор меня осчастливил? Где они еще такого оператора найдут. На курсах, знаешь, как твоего мужика ценили. Особенно преподавательницы.

Хоп!

Была в руке вилка, а уже нет ее! Поискал и нашел ее в кармашке у жены. Заодно и расцеловал. Чтобы не хмурилась, не пропадала у нее улыбка с лица. Чувствуется, что не любит он ни трудных проблем, ни серьезных разговоров. Но жена снова к своему возвращается.